Из России за смертью | страница 40



— Вы прямо Ницше исповедуете, товарищ подполковник.

— Рубцов. Для тебя я — Рубцов. А Ницше... ты его читал?

— Не привелось. Только критику, — признался Найденов.

— А я читал. В Афгане. У меня в полку парень был, рядовой.

Татарин. Но умный мужик. Сам напросился. В университете кому-то в морду дал и сразу в военкомат. Берите в Афганистан, и с приветом. Нормальный был парень.

Голову ему снарядом оторвало. Прибегает ко мне комвзвода, личные вещи домой отправлять, а у него книжку нашли. В Париже изданную. Ницше. «Так говорил Заратустра». Ну, я, разумеется, изъял. А на досуге почитал. И вот что тебе скажу — наивный писатель, сказочник. Было время, я вообще много читал. Ницше, Вайнеров, много всяких... Все говно. Иногда сижу на политзанятиях, думаю о своем и понимаю — у каждого своя философия, свой материализм, своя политика. И свою книгу каждый носит в себе. И лучше меня ее никто не напишет. Но я пишу с ошибками, да и слов мало знаю. Только те, которые нужны. Ладно, хватит о литературе. Выпить надо. Сейчас поедем в «Барракуду».

— Куда?

— Тут недалеко, на косу. Классный бар. На валюту. Но у нас ведь есть? Пошли.

Они вышли во двор. Рядом с подъездом стоял потрепанный «форд».

Седой анголец, приоткрыв дверцу, внимательно смотрел на заднее колесо.

Рубцов по-свойски потрепал его по голове:

— На ходу? — Анголец непонимающе поглядел на подполковника.

— Садись сзади, — сказал Рубцов Найденову и, обойдя машину, по-хозяйски уселся рядом с обомлевшим ангольцем. — Слушай, Пико, нам недалеко, на косу, уж будь другом, подвези.

Анголец некоторое время молчал, потом стал быстро, брызгая слюной, что-то говорить. Подполковник прикрылся рукой. Найденов перевел:

— Он кричит, что это его личный автомобиль, и никто, даже друзья его народа, не имеют права садиться в него без спроса.

— Передай ему, — спокойно произнес подполковник, — если я выйду из его сраного катафалка, то разнесу его в щепки и пусть тогда жалуется хоть самому Господу Богу.

Найденов послушно перевел. Анголец с испугом посмотрел на подполковника, тот мягко положил ему руку на плечо:

— Поехали, Пико, чего кричать, только себя задерживаешь.

Они медленно, распугивая кишащую вокруг детвору, выехали из двора.

СВЕТЛАНА РОМАНОВНА

У Панова испортилось настроение. Тело обмякло, журчащая вода, еще недавно убаюкивающая генерала в ванне и навевавшая мысли о медсестре Женьке, «киргизском мальчике», теперь действовала на нервы своей беспечной монотонностью. Гладя свою пухлую, выступающую из воды грудь, Панов почему-то ощущал себя стоящим на пустынной дороге перед развилкой, обозначенной мрачным серым булыжником с затертой, еле различимой надписью: «Направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — себя потеряешь, а прямо по этой дороге нормальный человек вообще никогда не пойдет».