Когда Ана привела Найденова в дом отца, ничто не предвещало, что профессор, поборов предубеждение, даст согласие на участие в экспедиции.
Старая, захламленная антиквариатом португальской истории квартира дышала пылью, покоем и одиночеством. Профессор Вентура встретил их в синих широких хлопчатобумажных штанах и в белой длинной рубахе с разрезами по бокам, расшитой на плечах и груди золотыми потертыми нитками. Небрежность наряда дополняли старые плетеные, с кольцом на большой палец, шлепанцы. Седые волосы профессора были зачесаны назад и перехвачены резинкой, зато усы острыми концами торчали в разные стороны независимо и дерзко.
Жалко, что Найденов сразу не обратил внимания на усы. Теперь-то ему понятно, что они наиболее точно выражают характер профессора. А тогда отец Аны показался ему типичным провинциальным университетским ученым, смысл жизни которого — в поклонении студентов и в гордости за наиболее удачливых учеников.
Самое большое впечатление от визита оставил не сам профессор, а старинные корабельные часы. Они находились в ящике красного дерева с бронзовыми уголками и латинскими вензелями на крышке и по бокам. Внутри ящика круглый, черный, с золотыми арабскими цифрами циферблат вместе с часовым механизмом крутились вокруг своей оси при малейшем прикосновении к ящику.
«Странное дело, — излишне серьезно, как показалось тогда майору, произнес профессор Вентура. — Этим часам более двух столетий. Механизм исправен и в корпусе никаких дефектов нет. Но независимо от завода они то идут, то останавливаются. Иногда молчат годами, а в один прекрасный момент открываю крышку, а они ни с того ни с сего идут... и показывают свое собственное время».
При этом он демонстративно несколько раз открыл и закрыл тяжелую крышку, но часы не проявили признаков жизни.
Об этих часах почему-то и вспомнил Найденов, едва поспевая за исчезающим в зарослях профессором. Тогда в уютном, занавешенном жалюзи кабинете история с часами показалась ему фокусом. Сейчас мысли неотступно крутились вокруг этого феномена, и майор неосознанно ощущал великую тайну, скрытую в неразгаданности возникновения движения. Движение не зависит от его видимого проявления. Любой момент неизвестной нам жизни существует сам по себе. Вот и профессор — бросил почетную кафедру и бежит впереди.
Понемногу лес начинал светлеть. Все чаще над головой слышалась возня вечно ссорящихся зеленых попугайчиков. Несколько раз довольно низко пролетела на лианах пара крупноглазых обезьян. Они висели головами вниз и неотрывно смотрели на людей. Где-то вдалеке послышался глухой топот.
