- Вам бы лекаря позвать из города, - посоветовал Богдан.
- Не поедет к нам лекарь, - махнув рукой, ответил старик. - И знахарку-то едва затащил, да вот что-то не помогает ее зелье.
Стоны, оханье больного и причитания родных его всю ночь не дали уснуть Богдану. К утру рука хлопца совсем почернела, он как-то ослаб, осунулся, пришел в себя и стал просить, чтобы позвали священника. Но священника нельзя было пригласить без разрешения арендатора, а это разрешение стоило денег. Хмельницкий дал старику, сколько требовалось, но старик медлил.
- Что же ты, - торопил Богдан, - видишь, как больному худо.
- Не могу себя перемочь! - угрюмо проговорил старик, насупив брови. Ведь убью я его, собаку, как увижу. Ступай лучше ты, Галька, - крикнул он невестке, отдавая ей деньги.
Богдан не дождался окончания этой тяжелой сцены и собрался в путь. На прощанье он сказал старику:
- Мы с тобой еще увидимся! Если ты будешь мне нужен, с пришлю к тебе кого-нибудь из хлопов. А чтобы ты знал, что это от меня, хлоп покажет тебе вот этот перстень. Встанем дружно на панов и отомстим им.
Глаза старика загорелись.
- Ой, казаче! - проговорил он. Только бы нашелся атаман, что повел бы на панов, у нас вся деревня как один человек встанет, жен и детей бросим, дома свои пожжем, а панам лихо от нас достанется.
Всюду, где Богдан ни проезжал, он видел насилие, творимое народу. Там у хлопов побрали всех детей в прислугу к пану и, несмотря на то, что в семье и душ, и рабочих рук стало меньше, повинности брали с них те же и те же. В другом месте пчельники обложили пошлиной по числу ульев, хотя и в половине их пчел уже не было: из некоторых ульев пришлось выбрать весь воск, так велики были поборы. В одном селе, где было несколько озер и протекала большая речка, Богдан не мог достать себе рыбы на обед. Оказалось, что еврей-арендатор совсем запретил хлопам ловить рыбу для самих себя, а кто из них был побогаче и желал в праздник иметь рыбу, тому приходилось платить особую пошлину. Это впрочем повторялось почти везде, где был рыбный промысел, с той разницей, что в богатых селах арендаторы за известную плату разрешали крестьянам ловить рыбу в свою пользу. В какой-то деревне Богдан встретил осиротевшую семью; отец и двое его сыновей были повешены арендатором только за то, что они не согласились второй раз идти на барщину. Богдан прислушивался в шинках к речам толпившегося там простого люда и везде говорилось одно и то же:
