Катерина, которая собралась, было ехать к себе домой, в Тару, неожиданно подзадержалась, непрестанно выглядывала во двор, когда Иван с тестем сгружали с саней привезенные ими мешки и кули, необходимые для постройки печи. Антонина несколько раз пыталась заговорить с мужем, интересуясь, что такое он затевает, но он лишь отмалчивался или отшучивался, не желая говорить с ней о задуманном.
Кончилось все тем, что в канун отцовых сороковин к ним неожиданно заявился городской полицмейстер Балабанов, а с ним еще и частный пристав. Они, войдя в дом, стащили с головы казенные шапки, почти одновременно перекрестились на образа, и полицмейстер спросил вышедшую им навстречу Варвару Григорьевну:
— Хозяин–то дома?
— Это вы Ивана? — удивленно спросила мать, поскольку впервые услыхала, как сына назвали хозяином.
— А то кого же? — кивнул Балабанов. — Он теперь, поди, хозяин заместо Василия Павловича?
— Он, он, — засуетилась мать. — Кому ж еще быть–то? Да вы проходите, чего в сенцах разговаривать.
— Нам бы самого хозяина, Ивана Васильевича, — подал голос пристав.
— А он тут, во дворе, строит чего–то все. Вы бы Василия Павловича помянули, завтра сорок ден будет. Прошли в дом, по стаканчику выпили бы….
— В другой раз, хозяюшка, в другой раз, — отказался Балабанов. И они оба вышли во двор.
— Когда ж в другой раз, — удивленно развела руками Варвара Григорьевна, — других сороковин уже не будет…
Балабанов с приставом нашли Ивана в каретном сарае, где были еще Карамышев и Тимофей Леврин. Два мужика, перепачканные глиной, выкладывали из кирпича большую объемистую печь невиданной конструкции. В углу теплился камелек, сложенный на скорую руку для обогрева сарая и нещадно дымивший. В воздухе пахло угаром, стены прокоптились сажей, и Балабанов, обведя всех округлившимися глазами, даже не поздоровавшись, спросил:
— Это чем таким недозволенным заняты?
— Добрый день, ваше превосходительство, — подошел к нему Иван Зубарев. — Почему так спрашиваете? Разве запрещено законом печь выкладывать?
— Это смотря для чего ее класть вздумали. Если самосидку гнать арестую. А мне донесли, мил дружок, будто ты собрался золотые монеты чеканить. Так ли то?
Тимофей Леврин, который, хоть и не знал, что перед ним находится сам городской полицмейстер, но быстро догадался, с чем тот явился, и не дал Ивану ответить, тут же нашелся:
— Неужто, ваше превосходительство, сами не видите, каменку для бани строим.
— А ты сам откуль взялся? — ткнул ему пальцем в грудь полицмейстер.
