Ну, султанчик этого позору не вынес и бегом через весь честной народ, во двор и в санки. Больше его в столице никто не видел. Говорят, война могла случиться из-за вольностей мартышкиных, да куда им воевать-то с нами, когда Россия такую дюжую силищу имела в ту пору: один полк чихнет, а янычары от их чиха в страхе у себя промеж гор прятаться начинали, будто от злого урагана.
Вот такая она матушка была, Мавра Егоровна… Ей не то что палец в рот не клади, не вздумай слово не к месту произнесть. Иные, бывало, пробовали сынка своего, переростка, ей отрекомендовать, представить. Она его мигом взглядом окинет, бровкой поведет, и коль он слизень да увалень, уж так его распишет-разрисует, потом хоть пехом на Пошехонье дуй.
Муж ее, Петр Иванович Шувалов, на что хват был и ловок молодец, во всех салонах и покоях государевых одним из первых держался, но если только женушку свою еще издаля увидит, тут же весь сгорбится и почти что гусиным шагом, вприсядку, навстречу ей через весь зал лопухается. Мол, извини, запамятовал сказать-известить, что седняшний день сюда собрался и вас, матушка, забыл с собой пригласить. Она ему, конечно, прилюдно улыбнется, будто так оно и заведено у них, а уж дома… кто знает, что у них дома по этому поводу происходило… Можно только лишь догадываться.
Но Петр Иванович, еще ладно, муж государственный, и никто слова худого про него сказать не смел. Но вот братец его Сашка, Александра значится, тот был гусь великий, не чета старшему братцу. Куда ему до него! Правда, о них тоже разные разговоры велись, будто бы этот Алексашка был по рождению старшим, а уж потом на свет Петр Иванович явился. Уж больно они походили друг на друга. И ведь, шельмы этакие, наверняка сходством своим пользовались для своих тайных дел. Да мало ли чего народ наговорит, семь коробов и все пустые. Так что веры большой тому близкому обличью не давали, но в уме все одно держали, а вдруг да правда!
И надо же было попасть Алексашке Петровичу при его куриных мозгах и мелком умишке не куда-нибудь, а в самое наистрашнейшее начальство: начальником Приказа всех российских Тайных Дел. Добрые люди боялись вслух название то произнести, а чаще величали ту богаделенку «Тайной канцелярией». Власти у того Алексашки Петровича было в ту пору столько, что на ста возах не увезть! Он, ежели бы захотел, мог любого важного графа или князя, о других и говорить нечего, за чуприну взять, портки приспустить и прутом березовым сечь столько, пока рука не устанет.
