– И чего же ты к ним на службу не подался? Поди, приняли бы по-соседски, а так будешь тянуть лямку солдатскую до конца дней, коль не подстрелят.
– Мордой не вышел в казаки идтить, – отвечал тот. – Они только своих принимают, кто от казака и казачки на свет появился.
– Вона оно как! – удивился его собеседник. – А чего в них особенного, в казаках-то? Такие же, как и мы, простые мужики, только на башке папаха да на шароварах лампасы.
– Ты им не вздумай так сказать, а то мигом плетей получишь.
– Тоже мне скажешь, плетей… – недоверчиво ответил тот, но замолчал и больше вопросов не задавал.
Вдруг с того конца лагеря, где шумели казаки, послышался чей-то протяжный запев незнакомой им песни:
Уж как пал туман на синё море,
А злодей-тоска в ретиво сердце;
Не сходить туману с синя моря,
Да не выйти кручине из сердца вон…
Голос был чистый, немного высоко взятый мотив выдавал неопытность певца, но пел он от души, без особых изысков, вкладывая в слова что-то свое, особенное.
Не звезда блестит далече во чистом поле
Курится огонёчек малёшенек.
Послан возле огонёчка шелковый ковер,
А на коврике лежит добрый молодец,
Прижимает платком рану смертную,
Унимает молодецкую кровь горючую.
Донеслись до вахтенных грустные слова песни, и представился раненый воин с пулей в груди и кровь, бегущая через его руку вниз, стекающая на землю.
Потом к поющему присоединились еще несколько голосов, и слова стало трудно разобрать. Но они постепенно затихали, видимо, не сумев войти в ту же тональность, в которой вел напев главный солист. Поэтому вторая часть песни стала слышна отчетливо, будто исполнял ее певец где-то совсем рядом, и каждое ее слово доходило до сознания слушателей.
Ах ты, конь мой, конь, лошадь верная!
Ты беги-ка, мой конь, на святую Русь,
Отцу-матери скажи челобитьице,
Роду-племени скажи по поклону всем,
Молодой жене скажи волюшку:
Что женился я на другой жене,
Что за ней я взял поле чистое:
Нас сосватала сабля острая,
Положила спать калена стрела.
Прозвучали последние слова, а дневальные все продолжали ждать, чем закончится грустная история сраженного воина. Но певец по какой-то причине умолк, а вместе с ним затих и весь лагерь. Только незнакомая звезда осторожно выскользнула из-за кромки леса на небосклон и наблюдала за русским лагерем, не боясь быть увиденной и опознанной, словно вражеский лазутчик.
4
Меж тем Прусская кампания имела все основания оказаться затяжной или, по крайней мере, сверх положенных сроков продолжительной. Так называемые военные действия, если их можно было таковыми назвать, заключались в многодневных стоянках, наведении переправ, форсировании водных преград и бесконечных переходах по обширным прусским землям. Все развивалось примерно так, как год назад при генерал-фельдмаршале Апраксине. Правда, предыдущий предводитель русского воинства вряд ли имел даже приблизительный план действий. Не наткнись он на неприятеля при злополучном Гросс-Егерсдорфе, а пройди рядышком параллельным курсом, то неизвестно, чем бы разрешилось дело прошлого года. А так каждая сторона показала себя и в бою, и в искусном маневрировании, и в скором отступлении. И нынешний год сулил тот же успех. Никто, особенно из рядового состава, не жаждал вновь скрестить оружие.
