Следующие четыре часа Матвей жил по суматошному расписанию Милославы.
— Что—то я не понял… Ты вроде бы вчера там была? — спросил он ее по дороге в музыкальную школу.
— И вчера, и позавчера, и завтра пойду, — сказала Милослава. — У меня музыкалка четыре раза в неделю.
— А танцы?
— Танцы — два раза.
— А еще всякие школьные мероприятия?
— Ну да.
— Обалдеть! А жить—то когда?
— Как жить? Сидеть у компьютера и мочить всяких зомби? Или кого вы там сейчас мочите? Извини, я не в курсе. А потом хвастать в сети своими игрушечными победами?
— А что, лучше тратить время на дурацкие олимпиады и постоянные репетиции? Для чего? Чтобы один раз выступить перед родителями, которых насильно сгонят в зал? Или эти ваши конкурсы между школами… Сидеть, готовиться, придумывать… Для чего все это?
— А разве тебе не хотелось сделать что—то самому? Не компьютерным супергероем с его волшебной силой, а своими руками или головой? Попробовать себя в чем—то новом, посмотреть, получится у тебя или нет…
Матвей пожал плечами.
— Зачем?
— Затем, что это здорово и интересно. Потому что это и есть жизнь. И она настоящая, — серьезно сказала Милослава.
Потом Матвей долго скучал в музыкальном классе. Ему разрешили присутствовать на уроке, потому что в коридоре полным ходом шла генеральная уборка. Сначала его раздражали отрывистые однообразные звуки старого фортепиано и непонятные слова и фразы, которыми обменивалась Милослава со своей преподавательницей. Он половину урока нетерпеливо ерзал на скрипучем расшатанном стуле и ловил на себе недовольные взгляды суровой музыкальной дамы. Но в какой—то момент все изменилось, и зазвучала нежная мелодия.
Матвей оторвался от изучения трещин на потертом полу и бросил взгляд в сторону фортепиано. Играла Милослава. Сама, без посторонней помощи. Прямая спина, серьезный взгляд, изящные движения рук… Это была уже какая—то другая Милослава, непривычная и очень взрослая.
Матвей встал со стула и подошел ближе, чтобы видеть в мельчайших подробностях, как она это делает. Милослава перебирала пальцами по клавишам, вроде бы беспорядочно, без всякой системы. Но инструмент слушался ее, каким—то образом угадывая, какой звук она хочет извлечь из его старого обшарпанного корпуса. И в итоге получалась музыка. Совсем настоящая, такая же, как в телевизоре, у солидных людей в концертных костюмах, которых он видел мельком, когда переключал каналы.
Матвей вдруг подумал, что тоже смог бы так играть. Если получилось у нее, значит, и у него есть способности. Просто он не пробовал их развивать. Никогда не возникало такого желания. Может быть, зря?
