Происшедшее в пятом-седьмом году называют по-разному. Тут тебе и революция, и генеральная репетиция к ней, и даже — события.
И все вроде бы и рядом, и похоже, а как-то не очень ложится.
Революция — дело быстрое. И результат ее — свержение строя. А здесь и тянулось все почти три года, и строй уцелел.
Генеральная репетиция — термин театральный. Покричали на сцене, руками — ногами подвигали. И — разошлись. А у нас людей и убивали, и калечили, и судьбы ломали. Какая уж это репетиция?
Событие — слово особое. Очень оно зависимое, несамостоятельное. Какое к нему прилагательное подставишь — так и выглядеть будет. Крупное, важное — это одно. А мелкое, незначительное — это совсем другое.
Словом, близко, рядышком, но не в точку.
И все же, как не крути, а от революции не уйти. И народ поднялся, и власть пытались свергнуть — это ж и есть революционные действия. Не вышло, результата не получилось — это правда. Но и так бывает.
Тут удивляет другое. Массы восстали, а вожаков нет. Спрашивается, где были революционеры? Что они в это время делали? Почему их не было не слышно, не видно?
А ведь казалось бы, как для них все удачно складывалось. Есть революционная партия. Она ведет активную работу: агитирует, развивает теорию борьбы, готовится к действиям.
И партийные руководители в полном соку — им около тридцати. Еще сохранился азарт молодости и накоплен опыт зрелых лет.
И где же все эти вожаки? Где партийцы? Испугались? Растерялись? Не поверили в силу масс? Или что-то иное?..
В один прекрасный день, точнее, к вечеру Владимир Ильич вернулся домой взбудораженный.
— А ты вовремя! — обрадовалась супруга. — Прямо к ужину.
— К черту ужин! — вскричал пролетарский вождь. — Неси самый большой чемодан!
— Мы едем на Лазурный берег?
— Мы едем в Россию!
— Но там полиция!
— Там революция!
— Ты вчера чихал и кашлял.
— И что?
— Простыл. В таком виде нельзя ехать. Там же зима, холод, мороз. Нужны валенки, овчинный тулуп и шапка-ушанка.
— Купим!
— Где? Здесь этим не торгуют. А в России магазины наверняка закрыты.
