И вдруг все прояснилось перед ней. Если ее хотят заманить в ловушку, одного свидетельства инженера им недостаточно. Им требуется доказательство, какое нельзя было бы опровергнуть. В течение этого подозрительно долгого времени инженер наверняка устанавливал в передней камеру. Или, что еще правдоподобнее, впустил в квартиру кого — то с фотоаппаратом, и тот, прячась за занавеской, фотографировал их.
Еще сколько — то недель назад она смеялась над Прохазкой, не понимавшим, что живет в концентрационном лагере, где не существует ничего интимного. А она что? Выскользнув из — под материнского крова, она по простоте душевной полагала, что раз и навсегда станет хозяином своей личной жизни. Но материнский кров простирается надо всем миром и повсюду настигает ее. Терезе никогда не избавиться от него.
Они спускались по лестнице между садами к площади, где оставили машину.
— Что с тобой? — спросил Томаш. Прежде чем она успела ответить, кто — то поздоровался с Томашем.
Это был пятидесятилетний крестьянин с обветренным лицом, которого Томаш когда — то оперировал. С тех пор его ежегодно посылали на этот курорт для лечения. Он пригласил Томаша и Терезу на стаканчик вина. Поскольку в Чехии собакам вход в общественные места запрещен, Терезе пришлось отвести Каренина в машину, а мужчины тем временем расположились в кофейне. Когда Тереза присоединилась к ним, крестьянин говорил: — У нас полный покой. Два года тому меня даже избрали председателем кооператива.
— Поздравляю, — сказал Томаш.
— Ясное дело, деревня. Люди оттуда бегут. Те, что наверху, должны радоваться, что кто — то еще хочет оставаться в деревне. С работы нас гнать им ни к чему.
— Это было бы для нас идеальное место, — сказала Тереза.
— Скучали бы вы там, пани. Нету там ничего. Право слово, ничегошеньки нету.
Тереза не отрывала глаз от обветренного лица земледельца: до чего мил был ей этот человек! После столь долгого времени ей снова кто — то был мил! Перед глазами всплыл образ сельской жизни: деревня с колокольней, поле, лес, заяц, бегущий по борозде, охотник в зеленой шляпе. Она никогда не жила в деревне. Этот образ запал к ней в душу по рассказам. Или по книгам. Или его запечатлели в ее подсознании какие — то далекие предки. Но он виделся ей таким же ясным и четким, как фотография прабабушки в семейном альбоме или старинная гравюра.
— У вас есть еще какие — то жалобы? — спросил Томаш.
— Иной раз болит здесь. — Крестьянин коснулся того места на шее, где череп срастается с позвоночником.
