Прощай же и речи мои запиши,
О том, что воскрес я, везде расскажи.
Мне плоть не помеха, коль скоро я бог,
Лечу я на небо… Прощай же, дружок!
Выделывая антраша, он подвигался на их глазах к сорокафутовому провалу, махая крылоподобными руками, легко подскакивая, и шляпа ветреника колыхалась на свежем ветру, доносившем до них его отрывистые птичьи крики.
Хейнс, который посмеивался весьма сдержанно, идя рядом со Стивеном, заметил:
— Мне кажется, тут не стоит смеяться. Он сильно богохульствует. Впрочем, я лично не из верующих. С другой стороны, его веселье как-то придает всему безобидность, не правда ли? Как это у него называется? Иосиф-плотник?
— Баллада об Иисусе-шутнике, — буркнул Стивен.
— Так вы это раньше слышали? — спросил Хейнс.
— Каждый день три раза, после еды, — последовал сухой ответ.
— Но вы сами-то не из верующих? — продолжал расспрашивать Хейнс. — Я хочу сказать: верующих в узком смысле слова. Творение из ничего, чудеса, Бог как личность.
— Мне думается, у этого слова всего один смысл, — сказал Стивен.
Остановясь, Хейнс вынул серебряный портсигар с мерцающим зеленым камнем. Нажав на пружину крышки большим пальцем, он раскрыл его и протянул Стивену.
— Спасибо, — отозвался тот, беря сигарету.
Хейнс взял другую себе и снова защелкнул крышку. Спрятав обратно портсигар, он вынул из жилетного кармана никелированную трутницу, тем же манером раскрыл ее, прикурил и, заслонив язычок пламени ладонью, подставил Стивену.
— Да, конечно, — проговорил он, когда они пошли дальше. — Вы либо веруете, либо нет, верно? Лично я не мог бы переварить идею личного Бога. Надеюсь, вы ее не придерживаетесь?
— Вы видите во мне, — произнес Стивен мрачно и недовольно, — пример ужасающего вольнодумства.
Он шел, выжидая продолжения разговора, держа сбоку ясеневую тросточку.
Ее кованый наконечник легко чертил по тропинке, поскрипывая у ног. Мой дружочек следом за мной, с тоненьким зовом: Стииииии-вии! Волнистая линия вдоль тропинки. Они пройдут по ней вечером, затемно возвращаясь. Он хочет ключ. Ключ мой, я плачу аренду. Но я ем хлеб его, что горестен устам[52].
Отдай и ключ. Все отдай. Он спросит про него. По глазам было видно.
— В конечном счете… — начал Хейнс.
Стивен обернулся и увидал, что холодный взгляд, смеривший его, был не таким уж недобрым.
— В конечном счете, мне кажется, вы способны достичь свободы. Похоже, что вы сами себе господин.
— Я слуга двух господ, — отвечал Стивен, — или, если хотите, госпож, англичанки и итальянки.
