— Понимаешь, — объяснил Керри, — автомобиль прибыл из тех краев. Точнее говоря, неизвестные лица угнали его из Эсбери-Парк и бросили в Принстоне, а сами отбыли на Запад. И наш Хитрый Хамберд получил в городском управлении разрешение доставить его обратно владельцам.
Ферренби, сидевший впереди, вдруг обернулся.
— Деньги у кого-нибудь есть?
Единодушное и громкое «Нет!» было ему ответом.
— Это уже интересно.
— Деньги? Что такое деньги? На худой конец продадим машину.
— Или получим с хозяина вознаграждение за спасенное имущество.
— А что мы будем есть? — спросил Эмори.
— Ну, знаешь ли, — с укором возразил Керри, — ты что же, думаешь, у Керри не хватит смекалки на каких-то три дня? Бывало, люди годами ничего не ели. Ты почитай журнал «Бойскаут».
— Три дня, — задумчиво произнес Эмори. — Ау меня лекции…
— Один из трех дней — воскресенье.
— Все равно, мне можно пропустить еще только шесть лекций, а впереди целых полтора месяца.
— Выкинуть его за борт!
— Пешком идти домой? Нет, лень.
— Эмори, а тебе не кажется, что ты «высовываешься»?
— Научись относиться к себе критически, Эмори.
Эмори смирился, умолк и стал созерцать окрестности. Почему-то вспомнился Суинберн:
Окончен срок пустоты и печали,
Окончено время снега и сна,
Дни, что влюбленных зло разлучали,
Свет, что слабеет, и тьма, что сильна;
С мыслью о времени — скорби забыты,
Почки набухли, морозы убиты,
И, году листвой возвестив о начале,
Цветок за цветком, возникает весна.
Густым тростником замедлен поток…
— Что с тобой, Эмори? Эмори размышляет о поэзии, о цветочках и птичках. По глазам видно.
— Нет, — соврал Эмори. — Я думаю о «Принстонской газете». Мне сегодня вечером нужно было зайти в редакцию, но, наверно, откуда-нибудь можно будет позвонить.
— О-о, — почтительно протянул Керри, — уж эти мне важные шишки…
Эмори залился краской, и ему показалось, что Ферренби, не прошедший по тому же конкурсу, слегка поморщился. Керри, конечно, просто валяет дурака, но он прав — не стоило упоминать про «Принстонскую газету».
День был безоблачный, они ехали быстро, и, когда в лицо потянуло соленым ветерком, Эмори сразу представил себе океан, и длинные, ровные песчаные отмели, и красные крыши над синей водой. И вот уже они промчались через городок, и все это вспыхнуло у него перед глазами, всколыхнув целую бурю давно дремавших чувств.
— Ой, смотрите! — воскликнул он.
— Что?
— Стойте, я хочу выйти, я же этого восемь лет не видел. Милые, хорошие, остановитесь!
— Удивительный ребенок, — заметил Алек.
