Татьяна взялась за дело со всей свойственной ей энергией и страстью, музыку специально к новой обязательной написал композитор Алексей Мажуков, но эта программа у публики и специалистов успеха не имела. Не справились мы с ней, оказались неподготовленными ни морально, ни музыкально.
Обязательная программа, с которой всегда начинается постановочная работа, должна быть лаконичной и ясной. Я не очень эту часть работы люблю, она интересна только разнообразием:
обязательные чаще меняются. Произвольные -- реже, но в них больше простора для творчества. А в обязательной самое сложное -- дорожки, "серпантин". И в той первой Татьяна ставила нам "серпантин" так, чтобы каждый шаг попадал точно в мелодический такт. Не как Станислав Алексеевич, требовавший, чтобы все шесть положенных элементов выполнялись, когда надо и как надо, но по-своему усложняя задачу, чтобы они делались еще и музыкально. Этого мы тогда не смогли.
Во мне как в спортсменке живут два начала: то, которое заложил Жук, и то, чему помогла окрепнуть Тарасова. Станислав Алексеевич дал мне прочные знания в технической области фигурного катания, это нечто объективное, что можно измерить в единицах работы, оценить, точно разграничить: так -хорошо, так -- плохо; понять, почему плохо, определить меры, которые нужны для улучшения Второе менее ощутимо, тоньше осязаемо, это касается душевной жизни, это -- желание выразить себя на льду, оно связано с таким расплывчатым, словно зыбким понятием, как вдохновение, которое сегодня есть, а завтра нет. Объем работы и качество техники находятся в простой и прямой зависимости друг от друга, а второе -- в очень сложной зависимости от них, порой в неуловимой.
Много лет я была на льду Родниной, увиденной глазами Жука, олицетворением его идей, его понимания фигурного катания. Это все равно как ребенок, для которого его поведение оценивается только мнением родителей, и ничем больше. Взросление выражается, очевидно, в стремлении самому познать, что хорошо, что плохо, даже если при этом больно ушибешься. В спорте я стала взрослеть, когда мне впервые захотелось выразить на льду себя со всем тем, что к этому времени было пережито и перечувствовано. Но это желание было неосознанным и непостояннным: слишком сильно и твердо влиял на меня мой первый тренер.
Да, ощущение внутреннего кризиса возникало, порой очень острое. Ну, удваиваешь элементы, утраиваешь, делаешь поддержки и усложняешь их, но это не ново -- детали, штрихи новые, а картина старая...
