— Все шкурки попортил, — закончив осмотр, мясник неодобрительно посмотрел на меня.
— Ножи совсем затупились, еле шкуру протыкают, — нашелся я и показал ржавые ковыряльники.
Чуть отпрянув, мясник убедился, что я мирно стою и не нападаю. Настороженность ушла из его глаз, вынув руки из под фартука, он положил ладони на прилавок.
"— У него там что то есть, — приметил я: — наверное ножи прячет в складке под пузом".
— Что ты за них хочешь? — бывший солдат барона начал торг.
— Мне бы одежду починить да перекусить, а еще переночевать негде, — озвучил я свои проблемы.
— Ты вот что, — помявшись сказал он: — с этих зайцев мяса совсем почти нет, много дать не могу, принеси кого покрупнее, тогда поговорим.
— Идти сегодня в лес за новой добычей уже поздно, — оглянувшись на заходящее солнце, отказался я.
Торговец огладил свою бороду и предложил: — давай так, за разделку зайцев я все шкуры и часть мяса беру себе, а тебе отдам целых три тушки. Походи по рядам, может возьмет кто по бартеру.
— Жаден ты Микитка! — вклинилась в наш разговор торговавшая по соседству бабка: — почитай ни за что и мясо и шкуры себе забираешь!
Торговку звали Пелагея, торговалась за меня она с Микиткой отчаянно, а в чем ее выгода я понял чуть позже. Забрав с прилавка мясо четырех зайцев и две шкуры, она окинула меня победным взглядом и предложила: — ты парень не тушуйся. Я тебе и одежку починю и угол до утра в хлеву выделю.
Оценив хитрющую рожу торговки, понял, что торговаться сил у нее хватит со всем базаром до конца жизни и махнул рукой. Торговые ряды закрывались как только солнце касалось края горизонта. Оставшееся время Пелагея ловко орудовала иглой и ниткой, накладывая швы и заплатки на мою одежду. Я в это время сидел без одежды за ее лотком на земле, скрытый от глаз припозднившихся покупателей широким задом торговки. Отвечать на бесконечные оханья по поводу повреждений моей одежды не видел необходимости, занятая шитьем бабка нуждалась только в слушателях, а не в собеседнике.
По дороге к дому Пелагеи, мне пришлось помочь ей с переноской товаров. Как торговка ухитрялась таскать весь товар на себе утром и вечером ежедневно и без помощников, оставалось для меня загадкой. Впрочем хлев у Пелагеи оказался добротным сараем, в котором стояла одинокая корова. Стог сена меня вполне устраивал, раздевшись в очередной раз, развалился на душистой постели. Одежду бабка забрала постирать, обещая выдать ее утром сухой и чистой. Это было единственное, что удалось мне выторговать сверх того, что она предложила сама.
