Ладно. Пущай живет. Пить-есть не требует, места мало занимает, да еще, говорят, счастье приносит. А на жительство ее в печку определим. Там огненному созданию самое место.
Митрий достал горшок из печки, поставил его на стол, сам сел на лавку. Голову руками подпер и засмотрелся на веселый живой огонек. Так спокойно и радостно никогда ему не было. Всю жизнь бы смотрел.
— Как же назвать тебя? Э-эх, малая… Живулечка… А так и назову, — Митроха скупо улыбнулся счастливой улыбкой и улегся спать прямо здесь же, на лавке, привалившись к стене.
В носу засвербело от пыли, Митроха чихнул и проснулся. Солнечные лучи ярко освещали неприглядное нутро Митрохиной избушки. Ну, и грязь! В таком месте огненному чуду никак невозможно жить. Захиреет. И не будет ему счастья.
Митрий как был, в одних штанах, выскочил в утреннюю холодрыгу, наломал веник из сорной ольхи, что за огородом росла, и увлеченно замахал, выметая мусор изо всех углов. И не заставлял он себя; в охотку чистоту наводил. Лишь бы его живулечке это понравилось…
Зажил Митрий по-новому. И по дому дела успевал, и в огороде, и в поле. Урожай такой, что и самому на жизнь хватило, и долги отдал, и еще осталось.
Работа в руках спорилась, всё удавалось — за что ни брался. Без дела усидеть не мог. Летом и без того работы навалом, с утра до ночи. Так с дневной работой засветло управится, и нет, чтоб отдохнуть — либо помогает кому, либо рукодельничает — корзины плетет, верши ставит.
Избу на два венца приподнял, сарай пристроил, новым тесом покрыл — и всё сам, помощи ни у кого не спрашивал. Дом аж засиял, и хозяин ему под стать.
Раньше сумрачный ходил, ворчал, а теперь радостный. Кого встретит — словом ободрит, посочувствует, поможет, коли надобно.
Но чем бы ни занимался, а мысли всё о живулечке. Как она там? Не скучает ли? Одобрит ли дела Митрохины? Не обидел ли ее кто-нибудь — что злой человек, что птица или зверь хищные. Еле дожидался, чтоб с работой закончить и к ней вернуться.
Сроднился Митрий с молчаливым светящимся шариком, который ничего и не делал вроде, но от его присутствия душа словно пела. И никого не нужно было…
Снег. Пушистый, легкий, мохнатый, колкий.
В этом году рано выпал, и сразу морозы ударили. Живулька мерзла, к печке жалась, почти и не виден ее синий огонек. Но и без того Митрий знал, что она здесь, с ним. Потому что хорошо на душе. Потому что счастлив он.
Стук в дверь разрушил благостное настроение Митрия. Надо вставать, открывать. Морока. Митроха не спеша подошел и спросил нарочито недовольно:
