Немец не понял ее скороговорки. Она несколько раз повторила; тогда он придвинул к ней лежащий рядом блокнот, и она написала на листке сумму. Немец взял блокнот, посмотрел изучающим взглядом. Потом старательно вывел под цифрами свою фамилию и номер части, оторвал листок и подал женщине.
— Вам заплатят после, — кое-как выговорил он по-французски. И собрал отложенное платье.
— Не забирайте вещи, пока не заплатили, — запротестовала женщина. — Мой муж… он будет очень недоволен. Он страшно рассердится. Право, мсье… это просто невозможно.
— Так хорошо, — равнодушно сказал немец. — Вам заплатят после. Это хорошая реквизиция.
— Ничего хорошего тут нет, — гневно сказала хозяйка. — Надо платить деньгами.
— Это есть деньги, хорошие германские деньги, — ответил санитар. — Если вы не верите, я позову военную полицию. И пускай ваш муж берет наши германские деньги и говорит спасибо. Может быть, он еврей? Мы умеем обращаться с евреями.
Женщина ошеломленно уставилась на немца. В лавке стало очень тихо; потом санитар собрал свои покупки и важно вышел. Женщина смотрела ему вслед, растерянно теребя клочок бумаги.
Хоуард выступил вперед и привлек ее внимание. Она очнулась и показала ему детские штанишки. Хоуард посоветовался с Розой о цвете и фасоне, выбрал пару для Шейлы, уплатил три франка пятьдесят сантимов и тут же в магазине надел девочке обнову.
Хозяйка стояла и перебирала его три с половиной франка.
— Вы не немец, мсье? — спросила она хмуро и опять взглянула на деньги.
Хоуард покачал головой.
— А я думала, немец. Может, фламандец?
Нельзя было признаваться, кто он по национальности, но в любую секунду кто-нибудь из детей мог его выдать. Старик направился к двери.
— Норвежец, — сказал он наобум. — Моя родина тоже пострадала.
— Я так и думала, что вы не француз, — сказала женщина. — Уж и не знаю, что только с нами будет.
Хоуард вышел из лавки и прошел немного по Парижской дороге в надежде никого там не встретить. В город входили еще и еще германские солдаты. Хоуард шел некоторое время в этом все густеющем потоке, напряженный, ежеминутно опасаясь разоблачения. Но вот наконец и шесть часов; он повернул назад, к госпиталю.
Детей он оставил возле церкви.
— Не отпускай их от себя, — сказал он Розе. — В госпиталь я зайду только на минуту. Подождите меня здесь.
Он вошел в палатку, усталый, измученный опасениями. Санитар еще издали его заметил.
— Подождите здесь, — сказал он. — Я доложу Herr Oberstabarzt
