Хоуарду не впервой было ездить во Франции дальними автобусами. Он отыскал стоянку, нашел во дворе машину и забрался в нее вместе с детьми. Приди он на десять минут позже, не нашлось бы уже ни одного свободного места.
Его одолевала тревога, мешала болтовня детей, но все же он пытался обдумать план действий. Кажется, единственный выход — ехать до Монтаржи, но разумно ли это? Может быть, попробовать вернуться в Дижон? Если верить «бедекеру», совет ехать до Шартра через Монтаржи очень правильный — это примерно сто миль по хорошему шоссе. Автобус провезет их сразу миль на тридцать пять — сорок, а там останется всего лишь около шестидесяти миль до Шартра и поезд до Сен-Мало; лишь бы нашелся автобус на те шестьдесят миль, тогда будет совсем хорошо. Если все пойдет гладко, сегодня же вечером он доберется до Шартра и завтра утром будет в Сен-Мало; а там пароход через Канал — и они дома, в Англии.
Похоже, все правильно, и все-таки — разумно ли? Пожалуй, еще можно возвратиться в Дижон, хотя и в этом он уже не вполне уверен. Но если вернуться туда, что дальше? Немцы продвигаются в глубь Франции с севера, итальянцы наступают с юга, Дижон между двух огней. Нельзя невесть на сколько времени застревать в Дижоне. Нет, конечно, лучше набраться храбрости и ехать этим автобусом на северо-запад, по направлению к Ла-Маншу и к дому.
Теперь автобус заполняли красные, потные французские крестьяне. Все взбудораженные, сбитые с толку, все нагружены огромными узлами, все стремились на запад. Хоуард взял Шейлу на руки, чтобы освободить больше места, и поставил Ронни между колен. Розу притиснули к нему, и рядом уселась рослая крестьянка, настоящая великанша, с младенцем на руках. Хоуард прислушивался к пассажирам — говорили, что немцы еще наступают, но Париж будет защищаться до последней возможности. Никто не знал, далеко ли продвинулись немцы, как близко от Жуаньи они могут быть. У кого есть родня на западе, самое разумное — податься на время в ту сторону.
— Правительство оставило Париж, — сказал кто-то. — Оно теперь в Туре.
Еще кто-то возразил, что это только слух, и начался бессвязный спор. Правительство, как видно, никого всерьез не интересовало, судьба Парижа и других городов мало трогала этих крестьян и полукрестьян.
В автобусе нечем стало дышать. Двое маленьких англичан еще не так плохо переносили жару и духоту, но Роза явно мучилась. Старик увидел, что она побледнела как полотно, и наклонился к ней.
