Потом исчезают мысли и бездумно созерцаешь травинку, как будто ничего другого в мире не существует. А после этого начинаешь видеть свет, озаряющий небесным сиянием и травинку, и пачку печенья и кусок хлеба. Через этот свет сознание получает возможность проникать во всё что угодно. В нём, в этом свете открывается бесконечное внутреннее пространство, в котором нет ни слов, ни мыслей, ни качеств, ни самого времени, а только вечно длящееся мгновение бытия, мгновение изначального просветления, звучащее как аккорд, как сумма всего. Тогда исчезает разделение на "меня", смотрящего, и на объект созерцания, как будто зрящий и зримое стали одним целым. А когда нет больше разделения на "мое" и "не моё", мир вокруг оказывается настоящим, как будто увиденным впервые. И это чувство неуловимой подлинности мира настолько влечет к себе, что возникает непреодолимый соблазн уйти из дома, покинуть человеческое бытие навсегда, как оставляем мы при внезапном отъезде ставшие ненужными старые вещи... Уйти и раствориться в окружающей действительности; раствориться, как тает сахар в чашке чая и крупинка соли, упавшая обратно в море. Путь будет то, что есть здесь и сейчас - ведь меня все равно уже нет... Навсегда и навеки...
"Подобно крупице соли, которая,
смешавшись с водой,
становится одним и тем же с ней,
так и ЭТО есть формой созерцания мира,
в которой нет больше ни "здесь" ни "не здесь",
но только озарение и спокойствие,
подобное великому океану, который
сама ПУСТОТА..."
Через полчаса я спустился обратно на берег залива, искупался и хотел уже уходить, но что-то заставило меня вернуться и сесть у воды на песке. Из Канева наверх прошла последняя "ракета", напротив горы она замедлила свой бег, заворачивая к пристани, хорошо видимой отсюда. С плеском набегала на песок волна и гладкая вода в это вечерний час начала приобретать опаловый цвет... В голубом вечернем пространстве неба и воды я смотрел на север, на гряду далеких гор, охватывающих дугой полмира, и меня поразило острое чувство реальности этого мгновения. Это была она, подлинность мира - как будто я впервые видел и этот залив, и эти горы... Уходить не хотелось, и я всё сидел и сидел на берегу, повторял про себя бессмысленные греческие слова - "тон эона". Навсегда и навеки.
Пепси-кола
Так пролетели удивительные дни бучацкого посвящения и пришла пора возвращаться в город. По ведущим вдоль берега каменистым лесным дорогам, мимо залитых ярким светом зеленых гор, через луга и болота я отправился на пристань в соседнее село, до которого от Голубого каньона было километров пятнадцать. Взор мой был светел и пуст, а в душе было чувство свободы и счастья. Все мне было похуй, и в этом было высочайшее блаженство - ведь теперь мой дух крещен у истоков вечности, по сторону добра и зла.
