"Заллє мене потоп, розчавить бiлим сонцем,
а з тiла буде вугiль, з пiснi стане попiл.
Прокотяться над нами тисячнi столiття,
де ми жили, ростимуть без наймення пальми
i вугiль наших тiл цвiстиме чорним квiттям..."
Богдан-Iгор Антонич
Во второй половине дня мы с Виктором часто ходили по берегу залива под Зарубину гору и там, лёжа на крупнозернистом зеленоватом песке, часами смотрели на небо, вспоминая осень прошлого года и "тук" трахтемировского посвящения; плавали в заливе и наблюдали за песчинками, текущими с обрыва или за облаками, медленно плывущие куда-то в синеве над бескрайним горизонтом.
По вечерам, когда зной спадал и красный шар солнца опускался за Днепр, можно было предаваться приятной болтовне в женском обществе у костра. А можно было подняться на край городища, откуда было хорошо видно, как над горизонтом горит заря своими неправдоподобно яркими красками отражаясь на гладкой вечерней воде.
Ночью мне нравилось вытаскивать из палатки раскладушку и спать под отрытым небом, созерцая звезды - звёзды над яром были бесчисленными, и временами одна из них срывалась и падала через всё небо, оставляя за собой медленно гаснущий светлый след.
В то лето я неожиданно почувствовал, что это место на склоне горы над яром является для меня в большей мере домом, чем уютная городская квартира или чем трахтемировская хата. В отличие от прошлого года, когда мы с Виктором облазили все горы и яры, сейчас мы почти никуда не выходили из Заруба, разве что на Зарубину гору купаться или вечером отправлялись иногда в Монастырок есть вишни.
Хотя до Трахтемирова идти было не больше часа, мы не ходили туда ни разу, потому что в Зарубе присутствовало удивительное чувство, что здесь всё уже есть и привязанность к хате под ясенем ослабела. Когда сидишь под грушей, смотря на небо, в душе возникало странное чувство, что в этом мгновении уже присутствует всё, что было и то, что ещё только будет. И все далёкие дороги, и вечерний свет над Днепром, и каневская Чернеча гора, и бучацкие леса, и прозрачность вод, и тёмная синева неба, и светлое золото песка... Жаркий полдень и глоток холодной воды в тени под горой или из запотевшего глиняного кувшина в прохладе сельской хаты... И, наконец, само чувство счастья, которое не может надоедать и утомлять. А если способно утомлять - значит, это не счастье. Потому что счастье единственное в жизни, что не утомляет никогда...
Так шли дни, безмятежно и незаметно, как плывущие в небе летние облака, и счет им был утрачен. Экспедиция жила своей жизнью - ученые мужи спорили о древних черепках, молодое поколение пило вино у костра, завязывались быстротекущие романы и по ночам в кустах была слышна возня парочек. Мы же с Виктором в этой жизни не принимали участия - образ трахтемировского посвящения, познанного в прошлом году, не покидал нас, и наш интерес был направлен на одно - мгновение Великого Полдня, мгновение самой короткой тени...
