— Я ждал тебя, знал, что придешь. Ты настоящий парень, не то что некоторые. Например, Копейкин. Долбак! Пострадал ты из-за меня, но знай — за мной не пропадет.
— Что ты, брось…
Абызов кивнул и поудобнее устроился на постели.
— Главное в дружбе, — сказал он, — для товарища сделать все! Сегодня ты для меня — завтра я для тебя. Только так. Всё друг для друга. Понял?
Я взглянул на него с благодарностью. Впервые он говорил со мной без снисходительности, как равный с равным. Я давно ждал этого момента и молча протянул ему руку. Он крепко сжал ее и минуту-другую держал в своей.
— Ну, что нового в подразделении? — наконец спросил Валерий. — Как ребята?
Я рассказал все новости:
— В увольнение сегодня никого не пустили: в семнадцать ноль-ноль в клубе встреча с передовиками камвольного комбината. «Идите послушайте, — сказал лейтенант, — как рабочие люди по два сменных задания выполняют, а то некоторые солдаты по специальной подготовке стали тройки получать». Говорит, а сам на меня смотрит. Я же всего одну и схватил, и ту случайно. Помнишь?
— Не расстраивайся, дружище. Все это мелочи жизни. Исправишь. Тут знаешь что, — он поманил меня пальцем и, когда я нагнулся, зашептал на ухо: — Тут девочки есть. А одна медичка… Огурчик! Я уже познакомился.
Я вспомнил встречу у дверей госпиталя и почувствовал, как жаром запылали уши.
— Юморист! — Я шутливо погрозил пальцем и подумал: «Зачем ему еще одна девушка, когда в Усачевске есть Леночка?»
— Не веришь? Оглянись! — Он приподнялся на локтях и помахал кому-то рукой.
Я повернул голову и обомлел — на пороге стояла та самая медсестра, с которой мы собирали просыпанные лимоны. Не знаю почему, но я смутился и отвел в сторону глаза.
— Товарищ солдат!
Я вскочил на ноги и вытянулся по стойке «Смирно», как перед самим генералом. Девушка фыркнула, но тут же спохватилась, приняла серьезный вид и сказала официальным тоном:
— Время посещения больных кончилось. Прощайтесь.
Я пробыл еще минут пять и, стараясь не топать сапогами по паркетному полу, пошел к выходу, но возле кровати обгоревшего стройбатовца невольно замедлил шаг. Что-то влекло меня к нему, и я почувствовал, что это не было простым любопытством. Мне захотелось поговорить с ним, задать вопрос, который мучил, но можно ли ему говорить? Глаза его были открыты, смотрел он прямо на меня, и я склонился над кроватью.
— Товарищ… как ты… Как ты себя чувствуешь? — спросил я, хотя интересовался другим: как он отважился?
