Снова оказавшись в комнате, я решила напоследок задержаться в ней, чтобы вспомнить, сколько счастливых и не очень мгновений здесь было проведено. Я расставалась со своим любимым гнездышком, которое так заботливо обставляла. Моя белоснежная, мягкая кроватка, декорированная светло-бежевым стеганным изголовьем. Мой любимый белый шкафчик для белья, трюмо с резным зеркалом, гардеробная, где висели мои наряды и стояла огромная коллекция обуви. Мои драгоценности, которые лежали в шкатулках разных размеров, привезенных из Бразилии, Италии, Франции. Единственное, что я забрала – это мольберт, папку с рисунками, краски и кисти. Моя жизнь, окруженная беззаботностью и весельем, с которой я тоже вынуждена была распрощаться, меняла курс, в неизвестном пока направлении. Я расставалась со своим любимым домом, даже не представляя, как буду выкручиваться из сложившейся ситуации.
– Еще Джесс учила, как надо жить, Карнеги ей цитировала. Идиотка! А теперь сама даже доллара заработать не могу, – двигаясь в сторону общежития, размышляла я. – А действительно, что для меня на сегодняшний день важнее? Мет или та жизнь, к которой я привыкла и которую мне навязали родители? Однозначно Мет! Только рядом с ним я поняла, что хочу к чему-то стремиться. Только рядом с ним я чувствую, что живу. Может и хорошо, что все так получилось? Мне давно нужно было научиться содержать себя, как это делают Дора и Джесс, подрабатывая: одна – в юридической фирме, другая – в издательстве. Но мне все равно очень грустно, мне хочется плакать. Родители ненавидят меня, я ненавижу их, и исправить ничего нельзя. Моя жизнь медленно, но верно катится к обрыву. Хоть бы там, на краю, сучок какой-то оказался…
Весь день я провела в кровати, страдая и сожалея о случившемся. Я никак не ожидала, что родители так болезненно воспримут мои отношения с Метом. Ругала себя за несдержанность, но в то же время понимала, что дальше так продолжаться не могло, что рано или поздно они бы узнали и этот скандал все равно бы случился. Что ж, так тому и быть.
Карманных денег, которые я смогла насобирать, порывшись в сумке, карманах куртки и джинсов, хватило лишь на три баночки творожно-клюквенного мороженого, которые я опустошила в тот же вечер.
Я не ела уже второй день, а девочки все не возвращались. Мета тоже до сих пор не было в городе, и позвонить ему я не могла. Когда я уходила, отец потребовал, чтобы я оставила и айфон. Мне некуда было идти, не к кому было прижаться, некому было поплакаться. Я вспомнила о Лукасе, но он тоже не смог мне помочь. Ему никто не требовался, даже подметальщик волос. В студенческой столовой тоже свободных вакансий не оказалось. Вернее, мне сказали, что место появится через пару недель, а может, и раньше. Что ж, придется подождать. Вечером, от безысходности и тоски, я села и написала пару натюрмортов и пейзаж. Рисование меня успокаивало и настраивало на положительные эмоции, когда становилось особенно хреново. Уже лежа в кровати, когда засыпала, я подумала, что нельзя отчаиваться. Что завтра обязательно надо продолжить поиск работы.
