«Улица Неизвестного солдата» — черные буквы красиво ложились на белую эмаль.
Мы дошли до сквера и остановились у низких кустов кизильника, охвативших памятник плотным колючим кольцом. Прохода в кустах не было.
Я стоял и смотрел, Маришка смотрела тоже, но скорее не из любопытства, а просто из-за меня.
Там, куда мы смотрели, за кизильником, за чугунными столбиками и цепью высился постамент — глыба темного камня, а на глыбу, на ее тесаный верх, была посажена башня танка. Люк башни открыт, из люка смотрит, кося глазами, простолицый танкист без шлема. Как живой.
Он-то, наверно, и есть тот неизвестный солдат, в честь которого названа улица. А на башне красной победной краской написано: «Прага-68».
Голова моя затекла. Маришка, которой наскучило это затянувшееся стояние, уже тянула меня от памятника. Мы оставили солдата в покое и пошли. Пройдя с десяток шагов, я не удержался и оглянулся. Мне показалось, что длинный пушечный ствол немного сдвинулся в сторону и смотрит как раз в самую мою спину, ближе к левой лопатке. И танкист уже не косит глазами, а смотрит прямо и пристально.
«Чепуха, — подумал я, унимая нервную дрожь и невольно убыстряя шаги, — сколько в этом городе чепухи».
Маришка теперь за мной едва поспевала.
— Куда ты так… Погоди…
Не мог же я ей сказать, что испугался памятника. Хорош бы я был после такого признания.
— Разбежался чего-то. Вроде и улица не под уклон, а ноги сами бегут.
Улыбка, которую я попытался выжать, наверное, более походила на гримасу уличенного в обмане ученика. Но все же шаг я замедлил.
— Смешной ты… У вас там все такие смешные?
— У нас разные, — ответил я, уже не гримасничая, а улыбаясь нормально.
Я вспомнил, что мы о чем-то не договорили. Помешал памятник. Ах да, разговор шел о школе, и Маришка упомянула маму. Мама…
— А папа? Кто он, твой папа?
Голос Маришки был спокоен, а в глазах я прочитал удивление.
— Папа? Что такое папа?
Я смутился и обругал себя за бестактность. Но все-таки Маришкин вопрос прозвучал странно.
— Ну, папа, твой папа…
— Мой? Я тебя не понимаю. Расскажи, что такое папа.
Ну и задачку задал я сам себе. Но Маришка смотрела пристально и надо было отвечать.
— Папа… Это такой человек, взрослый человек, мужчина…
— Мальчик?
— Не мальчик, мужчина.
Я по глазам видел, что Маришка не понимает. Но как можно не понимать таких элементарных вещей. Есть мама, есть папа, что тут непонятного? А Маришка не понимала.
— Мужчина — это большой мальчик. Вот я — мужчина.
