— Ты заслужила наказание, На-а-ама. Как ты думаешь, что с тобой следует сделать?
Она осыпала его оскорблениями и проклятьями.
Андрос держал пленницу на экстазоне почти сутки. Множество раз подводил почти к финалу, но как только дыхание демоницы становилось частым и прерывистым, а бирюзовые глаза заволакивала паволока наслаждения, ласки сменялись обжигающими ударами. Семь плетеных «хвостов» раскрашивали манящее белое тело: бедра, ягодицы, плечи, грудь алыми полосами, а женщина вздрагивала, всхлипывала и вскрикивала, умоляя разрешить ей кончить. Клялась, что никогда больше не поднимет руку на хозяина, просила простить ее и обещала быть послушной. Но он был непреклонен.
Эта непреклонность далась не так просто. Запах ее желания, слезы на бледных щеках, искаженное от страсти лицо и искусанные губы — все это возбуждало неимоверно, заставляло терять над собой контроль. Трижды Андрос прерывал экзекуцию, чтобы намотать ее волосы на кулак и подтянуть лицо к своему паху. Юркие ласкающие прикосновения ее влажного языка дарили невероятное наслаждение. И не было большего блаженства, чем видеть ее такой — униженной, покорной, умоляющей о милосердии.
— А как же я? — спросила она дрожащим голосом, когда он кончил со стоном и рычанием в первый раз.
Он ухмыльнулся и лениво стегнул наискось по бедрам.
— Ты не получишь сегодня удовольствия, На-а-ама.
После разрядки он возобновлял наказание. В конце экзекуции, когда демоница не могла уже плакать и кричать, только тихонько жалобно хныкала, он все же взял ее. Поставил на четвереньки и вошел сзади. Врываясь глубоко в ее тело, слушая восторженные развратные крики, ощущая, как она сама подается назад, стараясь насадиться на него как можно глубже, Андрос поверил, что, наконец, обладает ею полностью и безусловно.
Но это было иллюзией.
Высокомерная гордячка не сломалась, просто замкнулась и замолчала. Она теперь редко дерзила и только злющие бирюзовые глаза все так же пылали презрением и ненавистью.
Смирилась? Возможно. Но не покорилась.
Она не желала приветствовать его так, как положено рабыне. И, когда он брал ее без наркотика, отдавалась с гримасой отвращения и скуки на лице. Словно выполняла нудную унизительную работу.
Даже когда он был нежен! Даже когда делал все, что бы доставить ей удовольствие!
Это бесило, доводило до неистовства. Заставляло раз за разом ломать ее, делать больно или прибегать к эсктазону.
Да, под наркотиком Наама становилась другой. Чувственной, тошнотворно покорной. И Андрос, заставляя ее униженно выпрашивать секса, ощущал горечь пополам с торжеством.
