– Ох… да зачем?
– Хотел принести тебе вот это.
Он протянул мне пакет – целый фунт шоколадных конфет в коробке. Я не знал даже, что сказать.
Поблагодарив его, я добавил:
– Дак, мне в самом деле очень приятно, но придется вернуть их тебе.
– Почему?
– Вес. В смысле, масса. Любая лишняя унция на счету.
– Можешь нести в руках.
– Не поможет. Все равно считается.
– Тогда давай откроем, – немного подумав, сказал Дак.
– Ладно, – кивнул я и, открыв коробку, протянул ему конфету.
Только когда я взглянул на них сам, я понял, насколько проголодался, – мой желудок буквально умолял хотя бы о крошке еды.
Сдавшись, я съел одну конфету, решив, что лишний вес все равно выйдет с по́том, – становилось все жарче, а на мне под комбинезоном была скаутская форма. Не самая лучшая одежда для пустыни Мохаве в июне! А потом, естественно, я почувствовал, что страшно хочу пить, – одно влечет за собой другое.
Подойдя к питьевому фонтанчику, я сделал крошечный глоток. Вернувшись, я закрыл коробку с конфетами и вернул ее Даку, велев раздать их на следующем скаутском сборе и сказать ребятам, что я был бы рад, если бы они полетели вместе со мной.
Он заверил, что так и поступит, а потом добавил:
– Знаешь, Билл, я тоже с радостью бы полетел. В самом деле.
Я ответил, что сам был бы этому рад, но… когда он успел передумать? Он явно смутился, но тут появился мистер Кински, а за ним отец вместе с Молли, малявкой Пегги и сестрой Молли, миссис ван Метер. Все начали пожимать друг другу руки, миссис ван Метер расплакалась, а малявка тут же поинтересовалась, почему на мне такая толстая одежда и почему я потею.
Джордж не сводил с меня глаз, но тут назвали наши имена, и мы двинулись через ворота.
После того как взвесили Джорджа, Молли и Пегги, подошла моя очередь. Вес моего багажа, естественно, сошелся в точности, а потом на весы встал я сам. Они показали сто тридцать один и одну десятую фунта – я вполне мог съесть еще одну конфету.
– Порядок! – объявил весовщик, а затем, подняв взгляд, добавил: – Что это ты на себя напялил, сынок?
Из-под короткого рукава комбинезона торчал вылезший левый рукав моей формы. Нашивки на нем сияли, словно сигнальные огни.
Я промолчал. Весовщик начал ощупывать бугры на месте закатанных рукавов формы.
– Парень, – сказал он, – ты оделся словно полярник – не удивительно, что ты весь обливаешься потом. Разве ты не знал, что на тебе не должно быть ничего, кроме предписанной одежды?
Подошел отец и спросил, в чем проблема. Я стоял, чувствуя, как пылают мои уши. Вмешался помощник весовщика, и они начали спорить, что со мной делать.
