Я поспешил вперед, чтобы встать между ним и Квин, но она не дала мне такого шанса.
Человек бросился на нее, и я увидел, как в свете луны что-то блеснуло: Квин держала в правой руке длинный кинжал.
Схватка закончилась быстро. Квин сделала выпад, и мужчина опрокинулся на спину. Когда он со стоном кое-как поднялся, я увидел, что по лбу его течет темная кровь, заливая глаза. Квин шагнула к нему, угрожающе занеся оружие.
– Ты совершил большую ошибку, – прошипела она. – Или сделай еще большую, или отвали! Тебе решать.
Дылда поднял руки, попятился и быстро исчез в полумраке.
– Ты пырнула его! – удивленно выпалил я.
Квин с мрачной улыбкой покачала головой:
– Нет, просто ударила рукоятью по лбу. Раны в голову сильно кровоточат и выглядят опаснее, чем они есть на самом деле: уж тебе-то, палочному бойцу, следовало бы это знать.
– Ты всегда ходишь с ножом? – спросил я.
– Всегда. Это клинок «триг». Без него я чувствую себя голой.
Я наблюдал, как она возвращает нож в длинный рукав своего платья.
– Лучше бы и такой ты носил, – посоветовала она. – Однажды он тебе пригодится.
– Когда-нибудь я дам клятву никогда не пускать оружие в ход за пределами арены.
– Ну а мне нечего об этом беспокоиться, потому что мне не позволяют дать такую клятву, – с горечью сказала Квин.
Мы молча дошли до дома Тайрона, и я поднялся вслед за Квин в ее комнату, а потом через смежную дверь вернулся в свою. Когда за мной заперли дверь, я услышал в темноте смех.
– А ты быстро вернулся, – подколол Палм. – На твоем месте я не стал бы надеяться на второе приглашение!
Не удостоив его ответом, я забрался в постель, но прошло еще много времени, прежде чем мне удалось уснуть.
– В этой комнате пахнет потными носками. Пора вставать!
Я открыл глаза и увидел, что занавески отдернуты и комнату заливает дневной свет. Потом окно со стуком распахнулось, и я почувствовал на лице прохладный воздух.
Тина, улыбаясь, смотрела на меня сверху вниз.
– Доброе утро, Лейф, – сказала она. – Я положила в ногах твоей кровати новую одежду.
Не успел я ответить на пожелание доброго утра, как она быстро вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
– Никогда она не стучит, – проворчал Палм, вылезая из кровати. – В этом доме нет никакого уважения к личности.
Я не понял, с чего бы ему брюзжать. Тина была очень милой – хорошо, когда такая женщина добра к тебе и о тебе заботится. Внезапно меня резануло воспоминание о матери, о том, как заботилась обо мне она. Иногда мне казалось, что я смирился с ее смертью, но потом откуда ни возьмись приходило горе, такое сильное, что казалось почти невыносимым.
