Закончив петь оды Грегориусу Джонсу, Фангин с большим трудом встал и поднял бокал.
— Я вручаю вам четвертый класс, вкупе с прошлым и нынешним, — проревел он, прежде чем опустошить четвертую бутылку. Облонг, который все еще пил из второй, последовал его примеру.
Садясь, Фангин сделал предложение:
— Я могу вам как-нибудь помочь? Я серьезно, как угодно.
— Вы знаете, чем занимается Северная башня?
Дружелюбие Фангина слегка подувяло.
— Они разрабатывают военные технологии, которые Ротервирд затем по-тихому продает в большой мир. В силу ограниченности ресурсов и персонала делают в основном чертежи и только изредка производят прототипы. А вот Южная башня, наоборот, занята разработкой игрушек и всяческих развлечений, которые тоже расходятся по всему миру. Стриммер считает, что Болито и его команда занимаются ерундой, а Болито считает, что Стриммер и его приспешники — просто кучка аморальных дегенератов. Городской совет не больно-то помогает в преодолении вражды: только подстегивает конкуренцию, и прибыли от каждой башни, в свою очередь, растут. — Облонг заерзал на стуле. — Я вижу, что вопросы у вас еще не закончились.
— Знаете, как оно бывает, когда приходишь на чье-то место: всегда был кто-то до тебя. В моем случае это вы и еще один человек — мистер Фласк. Я видел тетради с затертыми фамилиями — и почувствовал, будто…
— Надел ботинки мертвеца? — подсказал Фангин. После того как несколько недель его собеседники ходили вокруг да около, такая прямота показалась Облонгу громом среди ясного неба.
— Ну хорошо, предположим, Роберт Фласк внезапно уехал. — Облонг не мог сдержать своего любопытства. — Мэр намекнул, что он нарушал правила, преподавая раннюю историю.
Фангин, зрение которого казалось совершенно безупречным, ни с того ни с сего принялся протирать стекла своих очков грязноватым носовым платком. Этот театральный жест должен был добавить эффекта следующим его словам:
— О нет! Роберт Фласк вовсе не преподавал древнюю историю, он совершил кое-что куда более чудовищное. Он сам отправился на поиски древней истории.
— Понимаю.
— Его неспроста прозвали Фласком-флягой — всегда был не прочь осушить кувшинчик «Особого крепкого», такой он был, Роберт. Но стоило ему исчезнуть — ни гу-гу, ни скрипа. Будто испарился в воздухе. Никто не имеет понятия, куда он пропал.
Облонг снова попытался выудить из Фангина подробности его собственного увольнения.
— Тогда почему же ваше имя тоже стерли?
— Я поступил по совести. Не нажаловался.
