Недоуменный взгляд водителя.
Курьер приказывает вернуться в гостиницу.
Он выплывает из глубин сна, наполненного металлическими голосами, из сводчатых переходов какого-то европейского аэропорта, где крошечные, непостижимо далекие фигурки людей застыли в беззвучном ритуале прощания.
Темнота. Шипение кондиционера.
Льняные простыни. Телефон под подушкой. Звуки улицы, приглушенные газовой прослойкой оконных стекол. Все напряжение, вся недавняя паника – все это исчезло. Вспоминается бар на крыше отеля. Музыка. Лица.
Редкая, желанная минута, когда внутренний мир пришел в равновесие. Спокойствие. Никакого другого спокойствия курьер не знает.
И… ну да, очки тоже здесь, рядом с телефоном. Вытаскивая очки из-под подушки, курьер ощущает виноватое наслаждение, почти такое же, как тогда, в полузабытой Праге.
Он любит ее почти уже десять лет, хотя никогда не задумывается над своими чувствами и вряд ли поверил бы, что это – любовь. Но он не покупает другой программы, а черная пластиковая оправа почти утратила свой первоначальный блеск. Надпись на кассете совсем стерлась, ночные прикосновения превратили ее в белое матовое пятно. Сколько их было – комнат, таких как эта.
Пожелтевшие наушники остаются без дела, курьер давно уже предпочитает тишину, а точнее – собственное звуковое сопровождение. Он шепчет ей, своей единственной, ускоренно прокручивая дурацкие титры и вступительную сцену – черный, залитый лунным светом пейзаж, не Голливуд и не Рио, но некое расплывчатое компьютерное подобие их обоих.
Белый домик в конце ущелья. Она ждет его, как и прежде, как и всегда. Свечи. Вино. Черным бисером расшитое платье и белая матовая, невероятная в своей безупречности кожа. Туго обтянутое бедро, гладкое и холодное, как брюхо змеи.
Где-то очень далеко, под простыней, его руки начинают двигаться.
Позднее, когда он готов уже провалиться в новый, не похожий на прежние, сон, из-под подушки доносится негромкий одиночный звонок.
– Да?
– Место на Сан-Франциско заказано.
Голос принадлежит то ли женщине, то ли компьютеру. Курьер трогает клавишу, чтобы записать номер рейса, затем говорит: «Спокойной ночи», смотрит на тусклый свет, сочащийся сквозь щель между занавесками, и снова закрывает глаза.
Его обвивают белые как снег руки. Предвечная, неизбывная белизна.
Он спит.
