— Папенька, что с вами? — присела она подле его кресла.
— В груди давит, — побелевшими губами вымолвил Ракитин. — Сержа позови.
Марья метнулась прочь из отцовского кабинета. Брата она разыскала на заднем дворе, где он на длинном поводу гонял по кругу жеребца, приобретённого накануне.
— Серёжа! — позабыв о приличиях, Марья повисла у него на шее. — Батюшке худо!
Передав повод конюху, Сергей стремительным шагом направился к дому. Марья едва поспевала за ним. Серж первым вошёл в кабинет и тотчас повернулся к сестре, прижав её голову к своей груди. Филипп Львович лежал на полу около кресла, глядя остекленевшими глазами в пустоту.
Вырвавшись из объятий брата, Марья опустилась на колени подле отца.
— Папенька, — потянулась она дрожащими пальцами к его лицу.
Серж подхватил её и легко поднял, кликнув прислугу. Тело Филиппа Львовича перенесли в его покои. Приехавший доктор понадобился не почившему хозяину усадьбы, а его супруге. Елене Андреевне дали успокоительных капель и уложили в постель. Для Марьи всё было, как во сне. Засуетилась, забегала челядь. Наутро Сергей сам съездил в приход и привёз священника. Он же оповестил ближайших соседей и родню о кончине Ракитина-старшего. Несмотря на конец августа, дни стояли ещё довольно жаркими, потому с погребением спешили.
Первыми на отпевание приехали Калитины, а вслед за ними Урусовы, были и Василевские. Поль встал у гроба рядом с Марьей и всё время, пока длилась, панихида, незаметно держал её за руку.
— Мне жаль вашего папеньку. Он был хорошим человеком, — шепнул он ей на ухо и тихонько сжал её ладонь, чем вызвал новый поток слёз.
Павел Алексеевич вложил в её руку чистый платок и позволил себе чуть приобнять вздрагивающие плечи. Наблюдая за Василевским и mademoiselle Ракитиной, Илья Сергеевич недовольно хмурился.
Чувство вины росло и грозило поглотить девушку. О, как корила она себя за ту истерику, что устроила в кабинете отца. Ведь ежели бы она повела себя, как благовоспитанная барышня, и не стала бы кричать на князя, отец был бы жив. Что стоило ей скромно опустить глаза и попросить времени на раздумья. Филипп Львович по доброте душевной, конечно же, не отказал бы, а после она нашла бы способ убедить отца не выдавать её за князя. Но что сделано, то сделано, и как бы ей не хотелось возвернуть время вспять, увы, сие было совершенно не возможно. Само собой, что о сватовстве теперь, когда Полесье погрузилось в траур по усопшему барину, не могло быть и речи.
