Инга горячо кивнула:
— Конечно! Надо отправить дело на дорасследование. И стремянку нужно проверить, и снять отпечатки пальцев.
— Подожди. Про подушки ты и сама всё сказала. Вон у тебя в спальне — смятые подушки. У Катьки на кровати тоже. А штатив… Ну сама посуди: человек решил умереть — всерьёз, не с подростковой дерзостью, а вполне с осознанным отчаянием — ну станет ли он поднимать какой-то там штатив?
— Последнее ты правильно заметил — осознанное отчаяние, вот что нужно для этого шага. Но у Олега этого не было. Он не думал о смерти.
— Ты уверена? Беда в том, что мы относимся к симптомам депрессии недостаточно серьёзно. Это не плохое настроение, а тяжелое психическое заболевание. И его очень трудно диагностировать.
— И ты туда же!
Инга опустила голову. Она вспомнила про страницу «SOS Депрессия». Неужели она весь этот год была так слепа и не видела, что происходит с Олегом? В памяти возник этот одинокий чёрно-белый взгляд со снимка. Виски сдавило, будто невидимым тугим обручем. Она снова плакала.
— Постой! — застонала Инга. — Фото! Кто-то сменил фото его профиля в соцсетях. На то, похоронное, последнее.
— Это могла быть его девушка. Сейчас в моде, знаешь, такой трагический символизм.
— Почему ты мне всё время возражаешь? Почему ты не хочешь принять мою версию?
— «Я хирург, мне часто приходится делать людям больно, чтобы им потом жилось хорошо», — процитировал Сергей Женю из «Иронии судьбы». — Ты пытаешься найти виновного в его смерти, потому что боишься принять… — Он осекся. — Прости, я слишком далеко зашёл. Совсем не то говорю. Понимаешь, никто не возьмёт дело на дорасследование по таким ничтожным обстоятельствам. Это ведь дополнительный геморрой для полиции — перспектива нераскрытого преступления, лишняя возня, плохая статистика. А тут дело закрыто и отчетность в порядке. Кроме того, нужно что-то ещё. Хотя бы мотив. Его ограбили? Или, может, он перешёл кому-то дорогу?
— Так в том-то и дело! Он погиб из-за нашего расследования! У меня перед глазами постоянно стоит Олег… с каким азартом он расследовал это дело.
— Кто-то из инвесторов строек в центре Москвы? Ой, Инка, не нравится мне твоё новое поприще! Ужасно боюсь я за вас — за тебя, за Катю. Надо ли тебе этим заниматься?
— Я журналист, это мой гражданский долг, прости за пафос, — сказала она сухо и вытерла кулаком глаза. — Тебе претил глянец, теперь ты против того, чтобы я занималась настоящей журналистикой. Тебя устраивала только моя работа в «Вестнике культуры». Но проблема в том, что она не нравилась мне.
