Через две недели граф Сергей скончался. «Я умираю с глубокой верой в Россию. Она возродится», – сказал он домочадцам, собравшимся у его постели. Граф хотел быть похороненным рядом с матерью в семейном склепе в Новоспасском монастыре, однако большевики выгнали монахов и закрыли монастырь, так что его похоронили на близлежащем кладбище; в 1930-е годы кладбище сравняли с землей, чтобы построить на его месте многоквартирные дома.
Павла освободили первым. Остальных, за исключением Алика Сабурова и Александра Гудовича, выпустили до конца года. «Это была тяжелая зима», – вспоминала Елена Шереметева.
Мы были холодны и голодны, но по крайней мере мы все жили вместе. Мы установили маленькую железную печку, а за водой я ходила на Остоженку. Чтобы не замерзнуть на обратном пути, я забиралась в подъезды, чтобы согреться. Чтобы согреть печь, мы подбирали все что ни попало, все шло в ход. Мы делали чай в общей кухне <…> наш повар делал жидкий картофельный суп или просяную кашу, которую раздавали из одного котла всем трем семействам: Гудовичам, Сабуровым и Петровичам (детям Петра Шереметева. – Д. С.). И это было все.
Елена и ее брат Николай пошли в советскую школу, хотя едва могли сосредоточиться на учении от постоянного чувства голода. Кульминацией дня был обед, когда детям давали миску жидкой чечевичной похлебки. Ученики боролись за право дежурить на раздаче, чтобы получить добавки. Елена на следующий год вынуждена была уйти из школы, чтобы иметь возможность получить помощь Лиги спасения детей. Примерно в это время шеф-повар Шереметевых оставил их, чтобы готовить для Ленина и его товарищей в Кремле. Семье помогали некоторые бывшие крестьяне, привозившие еду из деревни. Но продовольствия недоставало и голод не отступал.
Шереметевы делали из старой бобровой полости галоши и продавали их. Как и многие бывшие дворяне, они за гроши продали драгоценности, антиквариат и произведения искусства. Мать Елены Лиля за мешок муки продала алмазную диадему, которую надевала на приемы в Зимнем дворце. Менять драгоценности приходилось осторожно, чтобы не стать мишенью мошенников.
К началу 1918 года жизнь стала столь тяжелой, что некоторые обитатели Наугольного дома начали подумывать об отъезде за границу. Решение давалось нелегко. Для отъезда нужны были деньги, которых к тому времени у многих не было; уехать значило навсегда распрощаться с родными и близкими; надо было иметь на примете место, где поселиться, и представление о том, как пересечь охраняемую и опасную границу; уехать означало отказаться от всех надежд на жизнь в России; для многих бегство означало измену. После бегства за границу любимого сына княгиня Мещерская написала ему: «Ты забыл о любви к Родине, ты оставил свою родную землю, теперь ты можешь забыть о матери и сестрах, которых оставил здесь».
