Между окнами – торшеры. На одной линии с дверью возвышался массивный письменный стол и массивный же стул, тон в тон со столом, обитый натуральный кожей коричневого цвета.
У третьего стола возвышалось уютно кресло, так и приглашающее уютно устроиться, закутав ноги пледом.
У комнаты не было хозяина. Это чувствовалось по отсутствию в ней атмосферы или энергетики – назовите, как угодно.
Это был безликий уют гостиничного номера.
– Нравится? – ровным голосом поинтересовалась Синтия. – В своё время комната принадлежала моей кузине Стелле. Но стараниями дизайнеров от того времени ничего не осталось. И слава богу! Хочешь, можешь устроиться здесь?
– Непременно так и сделаю, – пообещала я. – Если не перепутаю эту комнату с чьей-то другой.
По губам Синтии скользнула тонкая усмешка.
– Пойдём, я хотела бы показать тебе портретную галерею.
Мы дошли до конца бесконечного коридора. Толкнув замаскированную дверь, Синтия вышла ещё на одну лестницу, далеко не такую широкую, как парадная.
– Куда она ведёт? – поинтересовалась я.
– На третий этаж.
Точно! Я же ещё на подъезде должна была заметить, что этажей три.
Или не должна?
– А почему лестница потайная?
– Она не потайная. Раньше в доме всегда кто-то гостил, но этот этаж предназначался только для своих. Тут были рабочие кабинеты, классные комнаты для детей, студии.
– И картинная галерея?
– Нет. Прежде она располагалась на первом этаже. Фамильные портреты находились в открытом доступе, взглянуть на них мог каждый желающий.
Синтия зазвенела ключами. Мы вошли в длинную комнату. Стен было много – как в лабиринте.
Это действительно была галерея – залы, переходы, тупики. И со всех сторон глядели тускло лакированные портреты в полный рост, как у коронованных особ.
Ночь. Темнота. Множество лиц и взглядов.
У портретов есть такая дьявольская особенность, изображённые на них люди смотрят прямо на тебя, куда бы ты не встал.
Подняв выше масляную лампу, Синтия высветила из темноты женский портрет с изображением высокой и стройной блондинки с золотыми волосами, собранными вокруг головы золотым нимбом. Яркие глаза отливали кошачьей зеленью. Черты лица у незнакомки были точеными, но вот упрямый подбородок и плотно сомкнутые губы выдавали ой, какой не простой, характер своей владелицы.
Она смотрела надменно и спокойно, как и полагается даме с портрета прошлых веков.
«Снежанна Элленджайт», – гласила надпись под изображением.
– Красивая, правда? – вкрадчивым голосом подкрадывающейся кошки проговорила Синтия.
