Дополнение к справке
Дело А. П. Груши вел помощник начальника отделения третьего отдела УГБ НКВД БССР Б. Гладышев. Закончил Высшую школу НКВД СССР, прошел по служебной лестнице от оперуполномоченного до начальника отдела. В марте 1953 года погиб.
Из рассказа Галины Степановны Сидякиной, 1924 года рождения, пенсионерки:
— Я была в семье самая младшая, училась в 19-й школе. Где-то году в 1936-м в городе стали говорить, что арестовывают «врагов народа» и расстреливают их под Минском, возле деревни Цна, где сейчас расположен Зеленый Луг. Все люди боялись ночью спать, никто не знал, что с ними будет завтра.
Я не помню, что говорил мой отец по поводу этих расстрелов, но запомнила хорошо, что родителей арестовали одновременно — 31 октября 1937 года. Пришли к нам домой в три часа ночи. Как сейчас помню, возле входной двери стоял солдат с ружьем и со штыком, в шинели, а два работника НКВД в форме делали в доме обыск. Ничего они у нас не нашли и ничего не взяли, кроме паспортов матери и отца. Я хорошо помню, что во время обыска не было понятых.
Мама ушла из дому в бумазейном платье темного цвета с разводами, в черной плюшевой куртке с серым воротником, в черном платке и в домашних кожаных тапочках. На правой руке у мамы было золотое обручальное кольцо, которое с пальца не снималось, даже когда она стирала.
Отец надел бобриковое пальто с каракулевым воротником, коричневую кожаную шапку с коричневой цигейкой, на ногах у него были ботинки, кажется, с галошами — так тогда все носили.
После ареста родителей я все ходила в НКВД, справлялась о их судьбе. Людей, которые приходили узнавать о своих близких, было очень много, стояли длинные очереди. Я тоже стояла, и несколько раз мне говорили о том, где мои родители, но говорили каждый раз по-разному.
Да, я забыла сказать, что мой отец, Жуковский Степан Иванович, работал в органах социального обеспечения плановиком-экономистом, а мать, Софья Адамовна, была домохозяйкой.
Первый раз мне сказали, что мои родители высланы: мать на семь лет, а отец — на двенадцать без права переписки. Второй раз ответили, что и мать, и отец осуждены на десять лет без права переписки, а в третий раз просто отмахнулись, дескать, высланы и все, про срок ничего не сказали.
Дома без родителей я постоянно голодала. Мама, когда ее уводили, шепнула мне, что в комоде лежат семьдесят пять рублей. Я эти деньги долгое время экономила, покупала по булочке в день. Невестка, жена старшего брата, относилась ко мне плохо, злилась, если брат чем-либо помогал мне или жалел меня.
