– Что? – спрашивает Ифа.
Гретта смотрит на нее рассеянным взглядом.
– Что случилось?
Ифа встает, подходит к матери, берет ее за руки и ведет к стулу.
– С кем ты говорила?
– С Марией, – шепчет Гретта.
Мария. Подруга, родственница, соседка, Матерь Божья?
– Женой Дермота, – продолжает шептать Гретта.
Ифа, по-прежнему ничего не понимая, отзывается:
– А.
Гретта закрывает лицо руками.
– Принеси мне таблетки, Ифа, будь добра. С головой совсем беда.
Ифа отправляется к материнской аптечке, хранящейся в кухонном шкафчике. Там штук двадцать пять пузырьков, все разного размера. Ифа выбирает два наудачу, смотрит на этикетки, ставит обратно, берет еще два.
– Господи, мам, от чего это все?
– Неважно. Просто дай… розовые.
– Правда, что за лекарства? Не надо бы тебе столько принимать. Кто их выписал?
– Ифа. – Гретта держится за голову. – Просто дай мне таблетки.
Ифа вынимает из шкафчика все пузырьки и ставит их рядком.
– Врач знает, что у тебя их столько? Мам, у тебя тут валиума хватит лошадь свалить, и не надо бы тебе…
– Моника говорит…
– Ах, Моника говорит. – Ифа со стуком опускает пузырек чего-то, начинающегося с «п» на столешницу. – Монике самой пошло бы на пользу немножко валиума, – бормочет она. – Мы бы передохнули.
Гретта бредет по кухне, хватает пузырек, вытряхивает две таблетки на ладонь и проглатывает, не запивая. Поворачивается к Ифе.
– Его, – говорит она, – видели.
Ифа поворачивается от пузырьков к матери.
– Кого видели?
– Отца твоего.
Ифа изучающе смотрит на мать. Вид у Гретты странный, глаза безумные, кожа белая, как пергамент.
– Кто его видел? – устало спрашивает Ифа, думая про себя: пожалуйста, не говори только ничего вроде «маленький народец» или «духи».
Мать иногда начинает болтать суеверную чушь, и вернуть ее к реальности бывает непросто.
Гретта вздыхает.
– Я ведь только что сказала. Дермот и Мария.
Ифа готова рявкнуть: кто, черт возьми, такие Дермот и Мария, но одергивает себя.
– Где?
Гретта бросает на нее негодующий взгляд, словно Ифа нынче особенно глупа.
– На Раундстоунской дороге.
– Что за Раундстоунская дорога?
– Что за Раундстоунская… ты что, не в своем уме?
– Нет! – срывается Ифа.
С нее хватит.
– Я очень даже в уме! Прекрати сыпать идиотскими загадками и скажи, что случилось?
– Раундстоун, – кричит в ответ Гретта, – это в Коннемаре[13], ты бы об этом знала, если бы слушала, что я говорю, если бы вела себя как член семьи, а не убегала и…
– И что? – спрашивает Ифа. – Что ты хотела сказать?
– А, – машет рукой Гретта.
