Гретта всегда все знала про Монику; всегда, с той секунды, как впервые ее увидела. С двумя другими такого не было, только с Моникой. И она знала, когда пришла в себя после оцепенения родов, едущая одна в «Скорой», если не считать воющего младенца, знала, что Моника, может, и не видела всего, но видела слишком много, куда больше, чем надо, и того, чему она стала свидетелем, она не забудет никогда.
Моника сует палец в витки телефонного провода, обводит и обводит им тугую спираль.
Телефон в Глостершире звонит долго. Она уже готова повесить трубку, решив, что Питер, наверное, повел девочек куда-то, может, поплавать или к друзьям, когда отвечает высокий от собственной значительности голос:
– Алло, Кемберден три-восемь-три-четыре.
Моника так теряется, услышав, как одна из девочек произносит ее собственный телефонный номер с такой легкостью, что на мгновение лишается дара речи. Потом берет себя в руки.
– Джессика, милая, – говорит она, – это ты?
Молчание. Моника и девочка слушают дыхание друг друга.
– Джессика? – повторяет Моника. – Это ты? Или Флоренс? Это Флоренс?
– Кто это?
Голос девочки звучит четко и высокомерно.
– Это Моника, милая. Вы хорошо проводите выходные? Папа…
Голос перебивает ее:
– Кто?
Моника издает легкий переливчатый смешок, пытаясь выпутать палец из телефонного провода, но палец, самый длинный, который рядом с указательным, как он называется? Он как-нибудь называется вообще? Он застрял.
– Это я, Моника, твоя… папина… ну…
– Кто? – повторяет девочка.
Моника делает вдох, вдавливает ногти в ладони.
– Пожалуйста, будь добра, сходи и позови папу, скажи ему, что я хочу с ним поговорить.
Опять молчание. Потом она слышит звук, который ни с чем не спутаешь – звук трубки, брошенной на рычаги.
Какое-то время Моника стоит, не в силах поверить в то, что произошло. Она думает, что надо перезвонить, потребовать, чтобы позвали Питера, но ей не хватает решимости, она не сможет выслушать больше ни единого слога, произнесенного этим пронзительным нахальным голоском.
Она поспорить готова, что это Джессика. У младшей, Флоренс, духу бы не хватило. Но Джессика – она способна на все.
Что ж, думает Моника, входя в гостиную, пусть маленькая мадам не думает, что ей это сойдет с рук. Моника все расскажет Питеру, когда в следующий раз будет с ним разговаривать. И что сделает Питер? Моника знает: вообще ничего. Он вздохнет, поежится в комбинезоне и пробормочет, что девочкам так тяжело, что она это просто от досады, что ему жаль, что Монике не о чем волноваться, все утрясется.
