— Давай, Спиноза, — передал по воксу Кроул, удовлетворенно наблюдая за цепочкой взрывов. Он не удивился, что их оказалось недостаточно, чтобы справиться с противником, но этого и не требовалось. — Цель бежит и направляется в твою сторону. Хотела возможности повязать эту тень — вот и она.
Валко жил в одном шпиле с Холбеком. Все, кто работал в коммуникационных башнях триад, жили в том же шпиле, что и Холбек. Несмотря на все эти громадные толпы людей, постоянно передвигающиеся по мостам и переходам, большая часть жителей Терры не покидала родных шпилей в течение всей жизни. Они появлялись на свет в промышленных родильных палатах, вскоре забирались у матерей, опрыскивались обеззараживающим раствором и получали свой штамп с датой и местом рождения. После достижения сознательного возраста им предстояла учеба в центрах подготовки, в классах по пятьсот человек, где суровые жрецы и наставники с электрожезлами заставляли их заучивать бесконечные списки погибших и вбивали в них священный страх перед тремя вещами: чужими, еретиками и мутантами.
В десять стандартных лет большинство получали рабочие наряды в соответствии со своими способностями. Дети становились рабочими на мануфакториях низкого уровня, операторами пищевых баков, членами ремонтных бригад или сборщиками мусора. Более одаренным давали возможность поработать в одной из бесчисленных надзорных или охранных организаций шпиля либо доверяли обслуживание колоссальных систем жизнеобеспечения башни. А самые талантливые могли мечтать о положении Гиерона Валко — крохотной шестеренки в бесконечно сложном управленческом аппарате Адептус Терра. Куда больше детей, однако, исчезали из системы и вели полную риска жизнь, охотясь на неосторожных путников, скрываясь от перегруженных работой арбитров. Такое существование немногим отличалось от жизни зверей, которые когда-то обитали под отравленными небесами Терры.
Независимо от положения в обществе, после смерти тела отправлялись в крематории, где из трупов изымали пригодные к использованию органы, срезали волосы, а остальное скармливали жадному, никогда не угасающему пламени. Их глаза, которые в итоге окажутся в баке с консервантом и отправятся на склад вторичного сырья какого-нибудь апотекариона, никогда не увидят восход солнца, кроме как сквозь мутное оргстекло. Их кожа никогда не почувствует дуновения ветра, а уши всю жизнь будут слышать бесконечный гул машин и фабрик шпиля.
В общем, дорога от относительно богатого жилища Холбека до куда более скромного дома его подчиненного не заняла много времени. Рев воспользовался частными турболифтами, предназначенными для руководящего состава, чтобы спуститься на основные жилые уровни. Кабина ползла по древней шахте, пока наконец не остановилась, судорожно дернувшись, на нужном этаже. Двери дергано разъехались в стороны, открывая вид на стандартный коридор десяти метров шириной, с жирным налетом на стенах, освещенный неровным, мерцающим светом оранжевых ламп. Несколько человек обернулись на звук открывшихся створок лифта и тут же отвели глаза, разглядев серо-коричневую броню Рева. Единственными, кто не отполз при его виде в темноту, были калеки, сидящие на полу с протянутыми руками в надежде на милостыню. Их белесые глаза незряче смотрели в потолок. Старые заплесневевшие плакаты Миссионарии висели на стенах, утверждая, что «Он видит все и слышит все!» и что «Подозрительность — величайшая добродетель! Вскармливай ее в себе!».
