- Она ещё больная.
- Да, да… Юта очень больен, - успокаиваясь, сказал Фриц. - Я жалько Юту. Девочка не надо тут ходить. Холь-ёдно, снег…
В этот вечер Юта легла рано. Закрыла глаза, однако долго не могла заснуть.
Вот лежит она, а перед глазами откуда-то появляются Таня и Мишка, как живые: Мишка на коне, в одной руке у него ремённая плётка, а в другой - большой букет сирени; Таня без очков, она смотрит на небо и чуть-чуть улыбается, одними только губами, пухлыми, полураскрытыми… Юта представляет себе, как их ведут на расстрел: руки у них связаны толстыми, грубыми верёвками, одежда разорвана и свисает с плеч клочьями, лица в кровоподтёках… Юта открывает глаза - проступившие слёзы жгут их.
Потом Юте вспомнились вечер в цыганском таборе, сказка старой цыганки о девушке, которая бросилась в кипящий металл ради спасения своей страны от врагов. Она ясно увидела эту картину. И девушку она узнала: это была Таня; а когда её поглотил бурлящий металл, на Танином месте она увидела себя.
«Пойду к партизанам. Попрошу автомат, такой, как у Бориса. Без него мне никак нельзя. Вот только где их найти?»
Желание уйти к партизанам не покидало Юту. Наоборот, оно росло по мере того, как наши войска одерживали на полях сражений победу за победой. Чуть ли не каждый день становилось известно об освобождении того или иного города: Великие Луки… Элиста… Моздок… Нальчик… Кисловодск… Пятигорск… Новочеркасск… Россошь… Миллерово… В середине января праздновали радостное событие - завершение прорыва блокады Ленинграда, - а уже 3 февраля самолёты сбросили листовки, извещавшие население оккупированных районов о ликвидации окружённой на Волге трехсоттридцатитысячной ударной группировки немецко-фашистских войск.
Наступил перелом во всём ходе войны. Началось изгнание врага с нашей земли.
Юта не знала, где партизаны, и с нетерпением ждала лета. «Будет тепло, - решила она, - сама их найду».
С нового года немцы стали ещё больше усиливать охрану завода. На противоположном берегу речки установили зенитную батарею. Вскоре в деревню прибыла воинская часть. Во многих домах поселились немцы, загнав хозяев в кухни, клети и сараи. Те, кого захватчики оставили совсем без крова, вырыли себе землянки.
Весной на стенках домов появился приказ: под угрозой расстрела запрещалось кому бы то ни было появляться на улице после восьми часов вечера; отлучаться из деревни можно было лишь с особого разрешения. Павлу Петровичу, жившему в соседней деревне, пришлось перебраться в землянку одного из заводских рабочих.
