— Какие вы непонятливые! В самой же песне обо всем сказано. Надо слушать, а не хлопать ушами! — возмутился он.
Старики дружно захохотали.
— Не знать истории исполненной песни — то же самое, как не знать, что съеденный бульон из мяса, — съязвил кто-то.
Рассерженный Мишакуй лихо сдвинул папаху. Было видно, что он готовится к атаке. Чтобы не дать разгореться спору, Герандоко дипломатично предложил:
— А может, теперь послушаем Ахмеда?
— Верно, — поддержал Дамжуко тамаду, — пусть он расскажет, чему научился в Москве.
Я не успел собраться с мыслями, а Леонид Петрович уже сообщал аксакалам о моих изысканиях, связанных с Измаил-беем.
— Давай, давай, выкладывай. Это интересно, — попросили меня.
В самом деле, почему бы не воспользоваться случаем? Может быть, из уст кожежских стариков узнаю что-нибудь новое об Измаил-бее, которого кабардинцы зовут Исмéлом Хаток-шóко.
— Разрешите, я прочту вам отрывок из поэмы «Измаил-бей» великого русского поэта Лермонтова. — И, получив согласие, начал:
Недолго Измаил стоял:
Вздохнуть коню он только дал,
Взглянул, и ринулся, и смял
Врагов, и путь за ним кровавый
Меж их рядами виден стал!
Везде, налево и направо,
Чертя по воздуху круги,
Удары шашки упадают;
Не видят блеск ее враги
И беззащитно умирают!
Как юный лев, разгорячась,
В средину их врубился князь:
Кругом свистят и реют пули;
Ну что ж? его хранит пророк!..
Слушая, старики кивали головами. Я собрался было продолжать, как неожиданно, словно желая состязаться со мной, поднялся Дамжуко и вдохновенно стал читать:
Прославился он силой своей джаты
[13].
В двадцатилетие, что мы прожили,
Беспрерывно воевал он.
Но воевавшего всю жизнь подобно нарту,
Убили…
В бою ты был, как лев, неустрашимым,
Могучий, стройный Исмел Хатокшоко.
Для нас — красою света, для врагов —
Грозой. И днем и ночью темной — всегда герой ты был!
— Стихи об Измаиле Атажукине! — обрадованно воскликнул я, хватаясь за карандаш и блокнот.
— Не стихи, а песня, — поправил Герандоко. И тут же спросил у стариков, не хотят ли они прослушать всю песню о великом витязе.
— Запевай, Дамжуко, запевай! — раздалось со всех сторон.
Дамжуко старательно расправил свои усы, откашлялся и запел сильным баритоном. Он пел, прикрыв глаза, а старики дружно подпевали ему.
Когда замерли последние звуки песни, Герандоко повел рассказ о том, что было для меня самым интересным, самым главным: о происхождении сказа, о герое и о песне, которая, как я уже теперь не сомневался, имела прямое отношение к возникновению лермонтовского «Измаил-бея».
