Приняв подарок Анне Сергеевне, аталык начал внимательно рассматривать шелковую шаль, золотое шитье по красному бархату на дорожке и циновку с затейливым узором.
— Друзья мои, — растроганно воскликнул он, — у Наго Муратовны поистине золотые руки! Знаете ли вы, что для этнографа ее рукоделие поистине находка? Ислам запрещал правоверным заниматься живописью. Но люди нашли способ увековечить прекрасное. Взгляните, как изящен орнамент на циновке! Какие тончайшие узоры на этой шелковой шали! Нельзя кистью и красками — явилась игла с нитью. Пусть же, дорогая Наго Муратовна, ваши золотые руки еще долго творят такие чудеса! А за эти дары большое вам, сердечное спасибо.
С этими словами мой аталык поднес дисе большой рог, наполненный махсымой[11]. Приняв его, диса слегка наклонила голову в знак благодарности за похвалы и дрожащим от волнения голосом произнесла:
— Мы никогда не забудем того, что вы и Анна Сергеевна сделали для Ахмеда. Я хочу, чтобы Ахмед всегда оставался для вас сыном, приносящим в ваш дом только радость и счастье.
Я никогда не слышал из уст дисы таких длинных речей, да еще на людях. От махсымы она решительно отказалась. Поблагодарив Леонида Петровича за оказанную честь, диса лишь прикоснулась губами к рогу и передала его Дамжуко. И тот осушил его до дна…
Постепенно гости развеселились. Белобородые старцы начали требовать песен, причем не просто песен, а тлибе уэрэд[12]. И Герандоко, улыбаясь, обратился к всегдашним соперникам — Дамжуко и Мишакую — с просьбой начать.
Как обычно, они стали отнекиваться, ссылаясь на неумение. Пока компания будет уговаривать их, а старики решать, кто первым начнет, я познакомлю вас с певцами — они ведь наши соседи. Один живет по правую сторону от нас, а другой — по левую.
Настоящее имя Мишакуя Кудабердокова — Мишá-медведь. Но к его имени прочно присоединилось окончание, означающее «плешивый». Может, это произошло оттого, что он действительно лысый, а может, и оттого, что он смолоду носил по бедности старую черкеску цвета облезлого медведя. Как бы то ни было, Мишакуй стало настоящим именем Кудабердокова. Все его зовут так. Он и сам себя так называет.
Вообще Мишакуй — выдающийся в Кожеже человек. Еще издали, увидев его большую папаху, надетую набекрень, и старую порыжевшую черкеску, сразу узнаешь: Мишакуй! И работа его особенная, даже единственная во всем селе. Раньше был общественным пастухом. Каждое утро зимой и летом односельчане доверяли ему своих коров. Днем он пас их, а на вечерней зорьке возвращал хозяевам. Много лет подряд у него не было напарника, и он жил один либо в горах, либо в лесу. Одиночество, несомненно, наложило отпечаток на его характер.
