— Опять мы едва не поссорились, — сказал он.
— Ничего удивительного. Свои пластинки ты протираешь оленьей замшей, а в прихожей…
— Брось! — Он махнул рукой. — Мы разучились нормально разговаривать.
— Подержи девочку, я приготовлю ужин, — уже спокойно попросила Здена.
Камил согласился. Дитунка заулыбалась и закрепила полное примирение.
На улице быстро темнело. Дни были коротки. Коротки и безрезультатны.
Так мы ничего не достигнем. Вздохнув, Камил взял Диту на руки и поставил на проигрыватель «Варшавский концерт» Эдинселла, полный решимости дослушать до конца хотя бы одно сокровище из своей коллекции.
Savoir vivre, Камил. Искусство жить.
Здена взглянула на часы. Сегодня они снова остановились около одиннадцати. Ни один часовщик не знает, что с ними такое, а новые Камил обещает уже полгода. Здена вздохнула и, посмотрев на большие электрические часы над входом в кабинет врача, откуда наконец вышел тридцать пятый, и последний, пациент сегодняшнего утреннего приема, перевела стрелки. С милой улыбкой она проводила его до самого коридора, заперла дверь и вернулась в кабинет.
— Выпьешь кофе, Павел? — Здена улыбнулась в тридцать шестой раз — но теперь совершенно иначе — двадцатидевятилетнему врачу Павлу Краусу, подозрительно потянула воздух и недовольно сдвинула брови. Подойдя к окну, за которым на уровне глаз стояла молочная пелена, раскрыла его настежь.
— У тебя жуткий воздух. — Она покачала головой и облокотилась о широкий подоконник. — Посмотри, как сегодня на улице здорово. Будто весной.
— У меня не было ни минуты свободной. Что это сегодня с ними стряслось? Тридцать два больничных… Теперь страховщики забегают.
— Видно, ты слишком добрый доктор. Ну, а чем страдаю я, доктор Гален? — Здена сняла ослепительно белую шапочку, скрывавшую ее длинные темные волосы, и села на белый стул для пациентов.
Павел взглянул на нее сияющими, как у мальчишки, глазами и подпер рукой подбородок.
— Я никогда не женюсь, это точно, — произнес он восхищенно и добавил с явной завистью в голосе: — А все равно твой инженер — самый счастливый человек в Литвинове.
— Твоя жена будет самой счастливой женщиной в Мосте. — Она взяла «Спарту» у Павла и закурила.
— Вот уж нет, — поправил ее Павел. Громко, по-звериному зевнув, он поднял свои длинные волосатые руки и потянулся так, что кожаное кресло под ним угрожающе затрещало. — Индржихов Градец, к примеру, или Сушице. Блатна тоже меня не скомпрометировала бы. У меня на примете несколько хороших мест, а здесь я ни за что не останусь. Еще год-два: накоплю опыт, завяжу знакомства, покручусь в обществе, на мой вкус, кстати, несколько грубоватом, а потом айда в деревню.
