В записке стояло:
«Дорогой мистер Чарлтон, мистер Саймон очень сожалеет, что заставил вас ждать. Его задержали где-то, и он сейчас звонил оттуда, что встретится с вами в шесть часов в ресторане „Гец фон Берлихинген“. Выйдя из Радиоцентра, поверните налево — это за углом, на Таутинг-стрит.
С уважением
Мириам де Грие,
секретарь м-ра Пола Саймона».
— Спасибо, — сказал курьеру Чарлтон и расписался в получении записки. — Знаю это заведение, — бросил он Халлесу. — Это писательский ресторан.
— Писательский?
— Ну да. В здешнем районе у каждого отдела радио имеется свой излюбленный ресторан. Эстрадники ходят в «Веселый крысолов», музыканты — в «Добро пожаловать», актеры — в «Бычий глаз», а писателей, авторов бесед, рассказов и всяких «гвоздей программы» можно встретить только у «Геца фон Берлихинген». В эти места люди ходят добывать себе ангажементы и должности. Существует определенная такса, выработанная по соглашению с союзами, — столько-то бутылок виски, или столько-то сигар, или столько-то ночей любви, — смотря по тому, какая работа или какой ангажемент. Но, разумеется, никто эту таксу не соблюдает. Конкуренция страшная, а у тех, кто набирает людей для радиопрограмм, аппетиты зверские, так что на самом деле цены самые спекулятивные, точь-в-точь как на черном рынке. Ну, да вы сами увидите…
— У нас есть еще полчаса. На что мы их употребим? — спросил Халлес.
— А мы пойдем прямо к Гецу и там подождем Саймона. По крайней мере, отдохнем и выпьем по кружке пива.
Они вошли в ресторан за углом, уселись за столик и заказали пиво.
Зал быстро наполнялся. Сначала — если судить по холодности взаимных приветствий и угрюмым взглядам, в которых читалась ненависть — общество состояло только из ищущих работы. Больше всего было мужчин, но попадались и женщины. Потом вошли двое молодых людей с барственными манерами. Их немедленно обступили писатели, жаждавшие их угостить. Каждый из этих двух выбрал себе столик (на котором тотчас появилась целая батарея бутылок) и, усевшись, холодно обвел глазами напряженные лица просителей.
Халлес наклонился вперед, стараясь не пропустить ничего из разговора за соседним столом.
— Сайскин, — сказал надменный молодой человек, ткнув пальцем в одного из претендентов. Так учитель в классе, выбрав первую жертву, вызывает ее к доске.
Сайскин, который по возрасту явно годился ему в отцы, кинулся на зов и сел за столик, а остальные отступили.
За столиком накались какие-то переговоры. Среди невнятного бормотания Халлес различил только жалобный голос Сайскина: «Ей-богу, я могу поставить от силы одну бутылку» — и ответ надменного работодателя: «Ну ладно, отойдите в сторонку и ждите».
