Халлес опустил книгу на одеяло.
«Вот так надо писать», — сказал он себе. Несмотря на усталость, он знал, что не уснет, пока не дочитает эту книгу. Быть может, дело тут не в одной только блестящей технике, а в чем-то другом, поглубже. Как чудесно, должно быть, черпать в вере твердость и душевный покой.
После того, как Халлес закончил для Спритлторпа очерк «Забытые уголки нашей прекрасной Англии», ему поручили обработать ряд рукописей из «посылочного отдела» для других писателей.
— Ну, а теперь, — сказал Уэлтон, приняв и одобрив последнюю из них, — теперь я попрошу вас и Чарлтона съездить завтра в Лондон и переговорить с одним человеком из Радиоцентра насчет серии бесед по радио, которые нам заказали. Вы когда-нибудь писали для микрофона?
— Пробовал несколько раз, но приняли у меня только одну вещь. Очерк об Александре.
— Это какой Александр? Министр, фельдмаршал, философ? Или тот, о котором упоминают всякий раз, как речь заходить о Геркулесе?
— Об Александре Македонском. Это вошло в передачу для школьников.
— А, по Би-би-си. А мы имеем дело только с НБР. С Би-би-си никак не могли поладить. Наша халтура, видите ли, несовместима с их строгой щепетильностью. С тех пор как появилась на сцене НБР, все предприимчивые люди перекочевали туда. Здесь отрешились от глупых предрассудков: от рукописей не требуется высокого качества, а от людей — каких-либо заслуг. Работу здесь дают по такому же принципу, как орден Подвязки.
— Понятно. А что именно нам заказано?
— Серия «высокоинтеллигентных» докладов на тему «Защита культуры». В качестве их автора будет выступать Уоллес Пилгарлик.
— Пилгарлик! Это с его-то голосом!
— Ужасный голос, правда? Настоящая фисгармония — и при этом манера растягивать слова, и этот оксфордский выговор, которым он старается замаскировать свой ноттингемский акцент. Имейте в виду, он не дурак. Он мерзавец. Вам не приходилось читать первые его работы? Одна о поэзии восемнадцатого века, другая о готическом романе. Это книги первоклассные! Он знает свое дело. Написал он эти книги в те годы, когда еще преподавал в университете. Потом он стал критиком. И сейчас пишет рецензии и обзоры в трех-четырех газетах. Кроме того, он редактирует «Квинтэссенцию», он — директор издательства Уайтло и Крэбб и представитель какого-то американского издательства. И постоянно выступает по радио. Он так занят, что даже не пытается прочитывать книги, которые рецензирует. Обратите внимание на его воскресные обзоры по радио. Вот, допустим, вышла новая книга о Джонсоне, или Смолетте, или Теннисоне, и Пилгарлик желает дать о ней отзыв — заметьте, он любит высказываться только о классиках. Читать эту книгу он не станет, а пороется в своих папках — и повторит то, что говорил о других книгах на эту тему в те времена, когда он еще читал их. Затем вставит трехдюймовую цитату из Джонсона, или Смоллета, или Теннисона, сдобрит все это саркастическим выпадом против национализации или психоанализа, отметит, что новая книга хорошо издана или что в ней нет указателя имен, — и обзор готов.
