Записки следователя. Седой | страница 48
На кровати лежала одетая в домашний махровый халат, моя преследуемая Полина Иванова. На вид, как будто бы спит. Хотя глаза закрыты и левая рука как бы прикрывает лицо, я сразу же узнал её.
— Николай! — обратился я к Есауленко и понятым. — Загляните, пожалуйста, в ту комнату, — и показал рукой. Есть там кто-нибудь? Пока ребята пошли осматривать комнату, Макаров с Сидоровым проверили шифоньер внутри. А я в это время сел за стол и быстро написал постановление на обыск.
— В той комнате никого нет, — сказал Есауленко, выходя из комнаты. Я поднялся и подошёл к кровати, где лежала Полина.
— Иванова, не надо притворяться спящей, прошу встать!
Полина с притворной неохотой открыла глаза, сделала вид, что потягивается и после только села на кровати. В это время кто-то включил свет, так как в комнате стало сумеречно. Полина от яркого света прикрыла руками глаза.
— Иванова, скажите, где четвёртый человек? У вас на столе четыре стакана, четыре ложки и четыре вилки. Где он?
— Я спала. Не знаю, — протянула с неохотой Иванова.
— Хорошо. Вот постановление на обыск, — я протянул ей бумагу. — Она ещё сидела на кровати. Взяла правой рукой постановление и стала читать. Неожиданно она бросила его, закрыла руками лицо. Упала на кровать и громко заревела. Я нагнулся, чтобы поднять постановление… — и в этот момент из-под кровати, почти перед моими глазами, вспыхнуло яркое пламя и в ту же секунду раздался оглушительный выстрел. Звук его был такой сильный, что я мгновенно оглох и потерял сознание.
Сколько времени я находился без сознания, сказать не могу. Когда я очнулся и пришёл в себя, в комнате стояли мрак и темнота.
«Ослеп!» — молнией пронзило мой мозг. В ушах стоял шум и ничего больше. «К тому же, глухой!» — подумал я. Я лежал на животе.
— Очнулся? Живой? — вдруг услышал сквозь шум в ушах переживающий голос Макарова. Ой, слава богу, живой! Нам показалось, что он тебя — наповал. Пламя выстрела возникло возле твоей головы. Как только прозвучал выстрел, ты сразу же упал.
Меня ещё не покидала мысль о слепоте. О глухоте мысль покинула, как только услышал сквозь шум голос Макарова.
— Почему темно? — боясь услышать правду, несмело спросил я.
— Рудольф Васильевич, не переживай, всё нормально. Лампочка потухла, потому и темно. На улице ночь. После выстрела, видимо, пуля срикошетила от стены и попала в лампочку, висящую на потолке. Разбила её. По всему дому нет света.
— Где стрелявший? — постепенно приходя в себя, спросил я у Макарова.