Я попросил ребят загнать собаку в будку. Ребята с трудом, но загнали её туда и закрыли проём будки табуреткой, стоявшей во дворе. Я перед тем, как зайти во двор, махнул рукой водителю Батиеву, чтобы он подъехал ко двору. Ко мне подошёл Сидоров и предложил ломать дверь. Он сказал, что когда ребята стучали в окно, он заметил: кто-то внутри, чуть сдвинув шторку, стал следить, что происходит во дворе. Я согласился и попросил Кикоша найти двух понятых. Когда Кикош привёл во двор понятых, Есауленко из сарая, где хранили уголь и дрова, принёс топор. Понятым я пояснил, что в доме скрываются преступники. Они отказываются добровольно открывать дверь и поэтому мы должны взломать дверь. После этого Есауленко, орудуя топором, вскрыл входную дверь на веранду.
Входная дверь в дом была не заперта. Первым в дом зашёл Макаров. Следом за ним — все участники операции. От прихожей, она не большая размером, примерно три на три метра, слева имелся дверной проём, ведущий в зальную комнату. Справа располагалась комната, примерно, размерами четыре на три метра, сделанная под кухню. За кухонным столом, стоящим возле окна, сидели двое мужчин: Один спиной к нам, то есть в сторону прихожей, а второй — напротив него, то есть лицом к нам.
Мой взгляд мгновенно устремился на этого мужчину. Я сразу же узнал одного из кавалеров, встречавших на перроне вокзала Грушевская Полину и смотревшего на меня с паспорта, который мне предоставил Макаров, — Хариянова — по кличке Хорь.
Второго мужчину, хоть он сидел ко мне спиной, я тоже узнал сразу же по черным лохматым волосам, он помог мне устоять на ногах на перроне. Я специально подошёл к столу сбоку, чтобы посмотреть на него. «Да, сомнений нет, это наверняка Капоненко, по кличке Капоня», — мысленно отметил я.
На столе стояли наполовину опустошённая семисотграммовая бутылка с вином, четыре гранёных двухсотграммовых стакана. Из них два стакана пустых, а два других с недопитым вином. Эти стаканы стояли возле сидящих за столом. «Значит, за столом сидело четверо, — подумал я мысленно, обозрев взглядом всю кухню. — Где же, двое?»
Вид Хариянова явно свидетельствовал об употреблении изрядного количества спиртного. Он сидел молча, мутными, пьяными глазами глядя на нас. По виду его я понял, что он плохо соображал и не понимал, что творится вокруг. Я подошёл ближе к нему, похлопал по плечу и задал вопрос:
— Ну, здравствуй, Хариянов! Ты же не будешь отрицать, что ты, Хариянов?
