Едва я начала говорить, как Большакова отвернулась, так она и дослушала меня. Я ждала ее ответа, а она молчала. Наконец я не выдержала и спросила:
– Ольга Николаевна! Неужели вы не хотите узнать, что она вам написала? Даже подсудимому дают последнее слово, а она ваша дочь.
– У меня больше нет дочери! – повернувшись ко мне, отрезала она.
– Как скажете. Тогда она уедет из России и никогда больше сюда не вернется. Вас это не пугает? – Ответа я не получила и сказала: – Ну раз так, то и письмо ничего не исправит.
Я достала из сумки письмо и одну ксерокопию и стала их рвать. Большакова с ужасом смотрела на то, что я делаю, а я старалась, как могла, и разорвала все на мелкие кусочки.
– Где у вас тут туалет? Пойду брошу в унитаз и смою, чтобы и следа от этого письма не осталось.
– Что вы наделали? – наконец, воскликнула Ольга Николаевна.
– А вы думали, я шучу? – удивилась я. – Напрасно! Лада может подтвердить вам, что я человек очень серьезный.
– Дайте сюда! – с какой-то даже истеричностью в голосе потребовала Ольга. – Я попытаюсь склеить.
– Не трудитесь. Есть еще одна ксерокопия, но она последняя, – предупредила я и достала ее из сумки.
Большакова прямо-таки выхватила ее у меня из рук и стала читать. Постепенно ее лицо смягчилось, глаза повлажнели, а губы задрожали. Она дочитала до конца, потом перечитала письмо еще раз и только после этого бережно сложила и убрала в ящик тумбочки.
– Ну что, Ольга Николаевна? У вас есть дочь? – Она мне мелко покивала. – Будете с ней разговаривать?
– Да, пусть позвонит. – Она со всхлипом вздохнула.
– А лично увидеть не хотите? А то она здесь, – предложила я.
– Так зовите ее скорее, – почти крикнула она.
– Только она не одна, – предупредила я и, увидев, как она насторожилась, успокоила ее. – Не волнуйтесь, это будет очень приятный сюрприз.
Я подошла к двери, открыла ее и поманила Люсю и ее отца. Едва переступив порог, девушка бросилась к Большаковой с криком:
– Мама! Мамочка! Прости меня! Я была такой дурой! Я так тебя люблю! Я тебя очень-очень люблю!
Когда первый взрыв страстей у Ольги Николаевны и Люси прошел, Большакова наконец обратила внимание на стоявшего возле кровати Михаила Михайловича, и тот с укоризной произнес:
– Оля, почему ты мне не сказала, что у нас есть дочь? Я бы забрал вас с собой в Израиль.
– Ну, во-первых, я тогда была замужем…
– Ой, вей! – поморщился он. – А то я не знаю, как ты была с ним счастлива!
– А ты женат и при двух дочках, – продолжила она. – Кто же знал, что они не захотят с тобой ехать? А во-вторых, что бы я там делала?
