Шиза. История одной клички | страница 37
Большая Мать мастерски откупоривала шампанское, которое приходилось пить без хрустальных фужеров — «из горла». После второй бутылки училищный актив в лице Цесарского вспомнил, что в новогоднюю ночь необходимо произнести праздничный тост.
— Без тоста — просто пьянка, а с тостом — мероприятие!
Цесарский повернулся к скульптурным станкам-надгробиям и, как будто обращаясь ко всей группе, начал свой многословный спич, изобилующий надёрганными невесть откуда цитатами:
— Я английский Санта Клаус, от меня вам Микки-Маус! Помятуя, что тостующий пьёт до дна, разрешите от души тостануть. Мажора всем — на отрыв башки! Чтоб, как говорится, не было потом мучительно больно за безразвратно прожитые годы! Проновогодиться всем и экзамены, конечно, сдать. Деду скажу, — Цесарский понизил голос и мрачно кивнул планшетке Тараса Григорьевича, — я с вас бесюся. Возврашшайтэся на свою Диканьку! — Далее тостующий прошёлся по персоналиям стоящих в ряд барельефов. — Это ктой-то там сидит, дикалонами смердит? Армен! Наша Джага-Джага в самом расцвете сил, на тебя последняя надежда. Спасай страну от демографического кризиса! Женщин тебе побольше, хороших и разных! Чтоб на всех харизмы хватило.
Так. Робик. У верблюда два горба, потому что жисть — борьба! Ну, ты меня понял, все бабы — дуры, счастье в труде! Такова наша с тобой тяжёлая доля. Крепись.
Шмындрик, гей ли ты еси, добрый молодец? Помни, друг познаётся в бидэ. Предохраняйся.
Нюся! Не прикидывайся дохлой бабочкой! Как сказал бы Немирович, он же Данченко, не верю!!!
Талдыбай, родной! Где ты? Неужто забыл о нас навсегда? Эх, каким ты был, таким ты и остался, орёл степной, казах-х лихой! Товарищ Талдыбаев, желаю всего-всего: мыла душистого и полотенца пушистого, и зубной порошок, и густой гребешок. «Тайда» тебе с отбеливателем и кондиционером.
Наконец, Цесарский обратился не к воображаемым, а к реальным собутыльникам:
— Зденка, оставайся всегда такой же трогательной, что так и хочется всегда потрогать, потрогать, потрогать, потрогать… Не верьте, что я говорю по пластинке… щщик, по пластинке… щщик, по пластинке… щщик…
— Слышь, Цес, кончай. Мы замёрзли!
— О братане Гапоне хотелось бы сказать наукообразно, — как назло, всё с большим энтузиазмом продолжал словоохотливый Цесарский, — вспомнить золотые аксиомы философии: фигня война, главное — манёвры, бери больше, кидай дальше и тэ дэ. Надеемся, что очень скоро, буквально лет через шестьдесят — семьдесят, братан наваяет столько трактатов, что мало не покажется, а пока ещё более надеемся, что он не напускал слюней в общую бутылку.