Главными наустителями называли князей Шуйских, Темниных, Ивана Челяднина, Федора Нагого, да духовника царского Федора Бармина.
* * *
26 июня, в воскресенье, на пятый день пожара, прибежали в Воробьево в царский дворец гонцы и возвестили страшную весть: дикие толпы погорелого Московского люда с батогами, ослопами и топорами ворвались в Кремль и потребовали выдать им зачинщиков пожара — колдунов и поджигателей князей Глинских, царских родичей. Князь Юрий был в ту пору в Кремле, а мать его Анна жила со старшим сыном Михаилом во Ржевском своем имении. Князь Юрий, видя ярость черни, искал безопасности в Успенском соборе. Но толпа вломилась во храм и случилось неслыханное злодейство. Мятежники в святой церкви божией убили родного дядю государева князя Юрия Глинского, выволокли истерзанное тело из Кремля и бросили на лобном месте. Другие толпы тем временем грабили имение Глинских в Москве, убивали их слуг и детей боярских. И некому было унять беззаконие.
Гонцы объявили, что неостывшая толпа, числом до пятисот, сбирается вновь и, сокрушая на пути все живое, идет на Воробьевский царский дворец требовать выдачи других волхвов и чародеев, виновных в поджогах, не очень сознавая, кого им надобно. Но понятно было, что кого надобно, укажут.
И никого рядом, чтобы защитить царя и царицу, кроме двух десятков стрельцов, да десятка дворцовых слуг.
Анастасия плакала и молилась, мучительно пытаясь понять, за что кара, где согрешили. Иван стоял рядом бледный, как мел, и часто крестился. По стенам недвижно стояли ближние бояре.
Пахло исженным деревом и горелым мясом. Удушливый дым пожарища долетал до Воробьевых гор, проникал сквозь запертые окна. Снаружи уже волнами накатывали тяжелые звуки битвы. Из-за двери слышались далекие крики и звон металла. Иван держал Анастасию за руку и говорил несвязно:
— Ничего, ничего, не бойся. Стрельцы из Коломенского идут… Стрельцы с пищалями. Не бойся… Ничего не будет. Не посмеют. На помазанника божия не посмеют, — но в словах его не было уверенности.
Вот уже услышала Настя крики во дворе совсем близко. Вот уже загремела сталь: стрельцы охраны не жалели живота своего. Дверь содрогалась под тяжелыми ударами.
Распахнулись обе створки двери, ударившись о стену, и пред ними встали страшные, черные, с обгоревшими волосами. Колья, батоги, ослопы, пики качались над головами.
Насте стало невыносимо от ужаса. Она зажала рот ладошкой, чтобы не кричать, и зажмурила глаза.
