Гоня кричит что-то, а что, не разобрать, туман все густеет, плотнеет…
И вот из-за цветов этих вышло чудо чудное — такой одежи я отродясь не видывала. Штаны черные, узкие больно, кафтан странный такой, на груди распахнутый, а там белоснежное кружево пенится. И шапка дивная — высокая, узкая, как труба печная. Смешной такой, на кузнечика похож.
— Ко мне иди… тут ни забот, ни тревог не будет… — А глаза у мужичка того зеленые-зеленые, будто трава свежая майская, но взгляд с хитрецой, прищур лисий.
Я и застыла — но как манит меня что туда. Еще и аромат от цветов поплыл дивный, и волна удушливая эта медовая дурманит, как на поводке ведет. Не успела я ничего понять, как уже ступила на тот сказочный берег, но в тот миг, как улыбнулся дух болотный, клыки острые я у него увидала, да и зрачки его сузились — словно змеиные стали. Отшатнулась я, едва в подоле своем не запуталась, за дерево ближайшее ухватилась, стою, отдышаться пытаюсь, а запах медвяный горчить стал, кашель напал — сухой, царапающий горло так, словно стекла битого я наелась.
— Сюда иди, кому говорю! — это Гоня кричит.
И как я успела увернуться от рук этого умертвия с клыками, и сама не знаю — закружилось все, завертелось, через гадов и мхи перепрыгнула, хорошо, палка еще в руках была, на нее опиралась… Гоня облегченно выдохнула, но смотрит грозно, сурово.
— Я что говорила? Никуда не ходить! За мной — след во след!
А я на траву легла, в небо уставилась.
И сдалась мне эта наука? Домой хочу…
— Выполнила ты задание Василисино… — Куколка Гоня рядом села, меня по голове гладит, а боль и тоска уходят, тают в туманном мороке. — Все сделала, со всем справилась, с пути не сбилась… Вернулась из мертвого царства… Ежели бы ты не готова была меня спасать да жизнью своей делиться, ушла бы навеки навьими тропами гулять. Нет места в волшебной школе злу да мерзости. Нет места тому, кто о себе только думает. Таких сразу прогоняют.
— А я… казалось, что я — зло? — Отчего-то вопрос этот мне легко дался, словно бы и не мучила меня тьма все эти годы, будто не снились мне страшные сны о том, как блуждаю я болотами зыбкими на краю иных миров — жутких миров, где людям места нет, где воздух затхлый и дышать им невозможно, где под ногами паутина да грибницы гнилые, а над ними вьется мошкара, укусы от нее гнойниками по телу расползаются, яд в крови болотной жижей растекается… Не спастись никому в этом месте проклятом. Просыпалась я в ужасе, паутина эта липла ко мне, следы алые оставляя — иногда даже шрамы тонкие вились потом по запястьям или ключицам. Едва видимые, белесые. Кто не знал о моей беде, и не заметил бы их.
