Кудреватая лилия, саранкой еще ее зовут, потянулась ко мне, зашевелились ее лепестки, будто бы крылья дивного мотылька. Цветок, что застоя воды не любит, — и на болоте… Вот уж диковинный мир. Заскользили вокруг тени, заплясали в хороводе диком, словно черти, анчутки проклятые, а я, не отрываясь, на куколку смотрела — все решиться не могла.
Но вот будто толкнуло меня что-то, и я поспешно к поясу прикоснулась — тканый он был, добротный, с медными пряжками, наверное, он меня и сберег в этих блужданиях, ведь сказывают, от нечистой силы хранит он, недаром в купальную ночь, за цветком охотясь да при гаданиях снимают его — ведь помощь темных сил нужна тогда человеку.
А при моей светлой ворожбе без пояса никак… На нем калита висела, в которой я хранила самое дорогое, что у меня было, — и игла, батюшкой еще сделанная, там была. Достав ее, я какое-то время с дрожью на нее глядела, но, когда шапочки саранки метнулись ко мне, целясь тычинками в лицо, вскрикнув, кольнула себя в указательный палец и бросилась к куколке.
Приложив ранку к разрезу ее рта, я придавила палец, чтобы тонкая рубиновая струйка попала в разрез тканевый. И тут же моя спутница вскочила — я от испуга едва не отпрыгнула, — схватила меня маленькими ладошками за палец и надоедливым комариком присосалась к крови. Больно не было — лишь чуть-чуть неприятно, и я стоически перенесла эти мгновения.
Вскоре куколка насытилась — личико ее выглядело жутковато, испачканное алыми росчерками, — и оторвалась от моего пальца, а я уже хотела было сорвать подорожник, что так удачно оказался перед глазами, но тут куколка вскрикнула:
— Не смей! Кровь свою не смей тут оставлять — иначе Навь тебя запомнит, вовек потом оглядываться будешь, как ночь на землю станет спускаться! За спиной мары стоять будут, и затхлый запах могильный изо рта твоего будет идти… проклята будешь мертвяками, проклята!
И так глазами завращала, что я от испуга палец в рот засунула, пытаясь слюной кровь затворить.
— Айда ужо отсюда, Бесталанная ты… — Куколка с земли поднялась, передник свой отряхнула от травинок и болото оглядела. — Нам иного пути нет, придется тут перебираться…
— А ты бывала здесь? Небось часто выводишь людей из Нави? — Я тоже поднялась, калиту завязала, поясок поправила, лапти свои оглядела — хоть бы выдержали они переход через болото.
— Ты первая будешь, — буркнула она, не оглядываясь. — Еще никого хозяйка моя не пыталась Навью проверить. Что в тебе такого особенного? Обычная девка, и силы в тебе мало… Но что-то узрела в тебе Василиса, коль приготовила такие испытания. И достойно должна ты пройти их — а я ужо помогу.
