— Скажи, Гонюшка, как нам отсюда выйти? — Я присела возле куклы, наклонила голову, коса светлой змеей по плечу скользнула да в высокой траве потерялась. Вспомнился мне так некстати накосник треугольный, что у Василисы я видала, тоже захотелось такое украшение примерить. Головой тряхнула, пытаясь наваждение отогнать — не мои это мысли.
— Выведу. — Куколка мне в ладонь прыгнула, устраиваясь там поудобнее. — Но пока слушай внимательно, Аленка. Ни есть, ни пить в этом мире тебе нельзя, иначе навеки тут останешься. Это мир мертвых, Навь, и еда тоже им принадлежит, и вода здесь вся мертвая. Василиса сама же тебя назад отправит, коли не сдержишься — ей лишняя забота, поди, не нужна, и неупокоенную ловить потом в Яви дело нелегкое. Сохранишь душу — вернешься. А сейчас шагай вон в ту сторону… — Гоня ручонку вытянула, указывая путь. — Да шагай скорее, нельзя, чтоб солнце взошло…
И я поспешно вскочила и бросилась туда, куда куколка указала, да только едва-едва за ней успевала, так быстро бежала она по волглой темной земле.
— Почему я здесь? — Собственный шепот показался мне хриплым, словно карканье ворона или скрип сучьев старого дерева, которое вот-вот рассыплется в труху.
Ответа мне не было — куколка Василисы Премудрой спешила вперед, удивительно быстро семеня маленькими ножками по тропинке.
Вокруг темнела чаща, трава у края тропы высилась мне почти до плеч — свернешь не туда, сойдешь с дорожки, что вьется змейкой среди дикоцветья, и поглотит тебя зеленое марево. В нем дрожат золотые монетки гусиного лука, синеют высокие колокольчики, в которых, по преданиям, ночует ветер, на редких полянах земля увита копытнем, и глазки трехцветных фиалок выглядывают из его густых зарослей. Вороний глаз, который еще медвежьими ягодами называли, уже плодами был усыпан, потому вдвойне было мне удивительно увидеть рядом с ним цветущий ландыш, который еще по весне отойти должен.
— Что за морок? — Я замерла, глядя на полянку. А там еще и поздняя ягода, брусника, алеет, созревшая, спелая, соками налитая — капля крови на зеленом шелке… Кустарник оплетает часть поляны, длинные побеги его вьются по пням и корням деревьев, а из узорчатой паутины листьев кое-где лютики торчат, травянистой ветреницей в моей деревне прозванные за то, что лепесточки их нежные очень, при малейшем дуновении ветра в пляс пускаются, трепещут в такт порывам.
Но как они рядом с брусникой расти могут? Небывальщина это! Да и цветет ветреница очень рано, деревья в это время еще не успевают распустить листочки, а хитрый цветок греет лепестки на ярком весеннем солнце. Скоро лиственницы зазеленеют, тень дадут, а лютики не любят ее, оттого и побеги разбрасывают все дальше — в поисках полянок солнечных.
