Впрочем, слова убеждения для людей железного века мало что значат; их надо подтвердить притчей о двух городах: в одном правду почитают, в другом попирают, и, соответственно, первый город процветает, а второй хиреет (225-247). Словом "правда" мы в двух последних отрывках перевели уже знакомую нам δίκη, но здесь она является не обозначением одной из Ор, как в «Теогонии», а именно Правдой как моральной категорией, хотя сфера ее деятельности еще ограниченна: часто δίκη употребляется во множественном числе и тогда она означает "судебный приговор", который без ее участия может оказаться и "прямым", и "кривым", несправедливым. Вот и в первом городе творят правый суд, а во втором преобладают надменность и нечестивые дела — его-то жителей Зевс по справедливости карает голодом, чумой, бесплодием женщин и еще всеми возможными бедствиями.
Эту притчу Гесиод адресует напрямую царям и сопровождает ее своего рода откровением: боги следят за поведением людей, живут ли они по правде или мучают друг друга кривым судом, и есть дева Дика, которую опасно оскорбить неправым деянием, так как она немедленно садится у престола Зевса и жалуется на причиненную ей обиду. Тогда весь город страдает за нечестивость царей (248-273). Нетрудно догадаться, что дева Дика является не более, чем персонификацией отвлеченного понятия справедливости, поскольку Гесиод, как и его окружение, мыслит конкретно, а наиболее важные стороны деятельности человека нуждаются в прикреплении к определенным антропоморфным божествам (ср. персонификации в Теог. 224-232 и 384 сл., где Обман, Сладострастье, Труд, Тяжбы и т.д. являются потомством Ночи, а Победа, Сила и Мощь — отпрысками океаниды Стикс). Для Гесиода такой областью общественного поведения является судопроизводство, и именно через олицетворение судебного решения достигается превращение абстрактной правды в Справедливость, восседающую на троне рядом с Зевсом.
Не случайно Дика находит себе место рядом с престолом верховного Олимпийца: в "Трудах и Днях" происходит наделение высшими нравственными функциями самого Зевса. Процесс этот не носит прямолинейного характера: мы уже знаем, что в гневе на Прометея Зевс обрек людей на тяжкий труд и сообщество женщин. Людей серебряного века он истребил в гневе за то, что они не воздавали почестей олимпийским богам, — во всем этом не чувствуется заботы о человеческой нравственности, но больше о гневе Зевса в "Трудах и Днях" Гесиод не вспоминает.
