Лесные сторожа | страница 9
Однажды к вечеру я услышал в лесу стук топора. Он раздавался со стороны бора, и я понял, что это нарушители, с которыми я жаждал встретиться еще осенью.
Их было трое. Одного я узнал сразу, — эти брови я мог разглядеть даже в кромешной тьме. Двое других были мне незнакомы. Беглец, это был он, очищал от сучьев сваленное дерево, а те, притоптав вокруг сосны снег, возили пилой по мерзлому стволу.
Они не слышали моих шагов, хоть мне казалось, что я шумлю на весь лес. Я подошел к ним.
— Здравствуйте, — громко сказал я.
Пила перестала визжать. Я увидел опешившие лица.
— Леском балуетесь?
— Да вот маленько решили размяться.
— И вроде складно получается.
— А почему бы тут и не получиться? Дело знакомое.
Сердце мое колотилось; я дрожал от волнения, но старался держаться спокойно.
— Топоры и пилы оставьте, — сказал я, — на порубку буду составлять акт.
— Вот что, — сказал мужик с рыжим заросшим подбородком, — держи пятерку, и ты ничего не знаешь.
Он достал из кармана брюк аккуратно свернутую бумажку.
— Деньги спрячь, — может, пригодятся жене передачи носить.
Беглец, стоявший в стороне и до сих пор прислушивавшийся к нашему разговору, подбежал:
— Чего с ним лясы точить? Все равно выдаст. Стукнуть его сейчас — и делу конец.
Я отступил на шаг.
— Попробуй.
— Подожди, — сказал рыжий мужик. — Человек не камень, — отойдет. Не волос с головы снимаем. Лес чей? Государственный. А ему счета нет. Бери деньги да шагай подобру-поздорову.
Я чувствовал таящуюся опасность и готовился в любую минуту дать отпор. Я пошел обмерять свежие пни. Мужики о чем-то шептались. Беглец убежденно размахивал руками. Я приблизился к ним.
— Ладно, — примирительно сказал рыжий, — пиши акт, все равно пропадать.
Я сел на пенек, вынул чистые листы бланков и стал писать число, месяц. Вдруг на меня навалились, в рот сунули мокрую рукавицу, а руки связали. Били. Потом спорили, что со мной делать.
— Проучить его надо, — говорил Беглец. — Привязать к сосне да постудить немножко. К утру одумается.
— А может, лишнее это, — сказал все время молчавший мужик.
— Ты помалкивай, твое дело десятое.
Они подтащили меня к сосне, подняли на ноги и затянули толстой веревкой.
— Не хотел быть человеком, околевай собакой, — сказал на прощанье Беглец.
Уехали. Проскрипели полозья саней, и стихло.
Холод я почувствовал не сразу, вначале мне было жарко, но потом я начал замерзать. Я пробовал ослабить веревку, шевелил плечами и, подгибая ноги, свисал вниз. Где-то недалеко от меня топтали снег лоси, устраиваясь на ночлег. Глупо кончалась моя жизнь. Сознание меркло. Я видел себя летом на берегу моря среди друзей; теплый песок приятно нежил тело, я зарывал в него руки и пропускал сквозь пальцы. Многое я бы сейчас отдал, чтобы ползти, двигаться по метру в час даже к недостижимой цели.
